Александр Харламов - Литерный особой важности [litres самиздат]

– Вали их!– коротко приказал я, чувствуя, что тянуть больше нельзя. Иначе, чеченцы заминируют мост и тогда…– Вали! Бородатого стреножь…

Ванька коротко кивнул, махнул лежащему рядом снайперу, давая последние указания. Тот знаками подтвердил, что понял своего командира.

– Команда «шторм»!– рявкнул в рацию друг, нажимая одновременно на спусковой крючок. «Вал» в его руках слегка дернулся. В нос ударил знакомый до боли запах пороховой гари.

Тот боевик, что стоял поодаль от всех, наступив на крышку ящика со взрывчаткой, взмахнул руками, покачнулся, нелепо загребая воздух, и рухнул в траву, конвульсивно дергаясь.

– Аллах акбар!– рядом со мной ухнуло СВД. Бородача вместе с телефоном крутануло на месте. Телефон отлетел в сторону. На штанине защитного цвета мгновенно расплылось алое пятно. Он дико завопил, ухватившись за пробитую коленную чашечку, завертелся волчком, загребая жухлую листву грязными ладонями.

– Аллах…– со всех сторон защелкали выстрелы. Все было отточено и отработано на тренировках, все цели были заранее разобраны. Кобелев был прав, когда говорил, что парни отлично вымуштрованы. Боевики не успели сделать даже выстрела.

– Серьезно!– одобрительно кивнул я другу, намекая на отличную подготовку его подопечных.

– А то!– удовлетворенно кивнул Ванька.– Фирма веников не вяжет!

– Эй, бл…ть!– выстрел в небо раздался, как гром в наступившей оглушительной тишине. Стреноженный боевик, преодолев боль в простреленном колене, сумел подползти к ящику со взрывчаткой, стоявшему неподалеку.– Шакалы, вы меня слышите?

Только сейчас в его дрожащей от боли руке я увидел обыкновенную «эфку» с выдернутой чекой, опущенной почти к самому ящику. Глаза чеченца бешено вращались, словно готовые выпрыгнуть из орбит, а тело била крупная дрожь.

– Шакалы, мать вашу!– прокричал он снова, размахивая гранатой, будто это была какая-то безопасная игрушка.– Слышите меня? У меня в руках граната и почти двадцать кило тротила под ногами. Одно ваше неверное движение и от вас, и от этого чертового моста останется лишь груда металлолома!

– Твою ж мать!– сплюнул Кобелев, расстроенно глядя в прицел своего оружия. Его можно было понять. Так хорошо начатая операция, обещающая награды и почетные грамоты ее участникам, грозила обернуться полным фиаско, за которое лучшим наказанием было бы увольнение из рядов в связи со служебным несоответствием. На радостях мы совсем забыли о стреноженном бандите, а он решил цепляться за соломинку до последнего, поставив операцию на грань провала.

– Русский, выходи, русский!– с легким восточным акцентом проорал бородач, шаря взглядом по «зеленке».– Трусливый шакал, да? Ссышь?

– Я его сейчас,– дернулся Иван, но я опять его остановил.

– Погоди…

– Санек!

– Вали его, как только махну рукой,– быстро прошептал я, вставая из укрытия в полный рост.

– Ты больной?– зло прошипел друг где-то под ногами.

– У тебя семья, дети…Береги себя, Ваня…

– Вишневский! Я приказываю…

– Я здесь! – ноги слегка подкосились, когда поехали по щебенке, усыпавшей откосы высокой насыпи.– Чего хотел?

– Сколько вас?– оглядевшись, спросил чеченец, как загнанный в ловушку зверь.

– Много,– кивнул я, спускаясь к речушке,– очень много…Тебе не уйти отсюда! Чего ты хочешь?

Ноги идти отказывались, слегка подрагивая, но я упрямо шагал вниз к нему, огибая особенно колючий кустарник. Правая ступня на крутом склоне поехала под осыпающимся щебнем. Я забалансировал, как канатоходец при исполнении смертельного опасного номера, успев прочитать крайнее отчаяние в глазах чеченца.

– Стоять! Стоять где стоишь?– прокричал он отчаянно, выставляя далеко перед собой руку с гранатой.

– Спокойно…Спокойно…– проговорил я тихим голосом, искренне надеясь, что он звучит уверенно и мирно. Рубашка под разгрузкой взмокла, прилипнув к телу, неприятно холодя между лопаток. Я обливался ледяным потом, чувствуя, что боюсь, боюсь умереть, погибнуть, как тогда в Грузии, когда казалось, что надежды на спасение уже нет, что тебя бросили, оставили, предали, как ненужную, отслужившую свой срок вещь. А что там? Взрыв…Яркий всплеск и темнота? Или тоннель, о котором так любят болтать священники?

– Я капитан Вишневский,– ноги наконец ступили на топкую почву берега реки, у которого замер чеченец с гранатой,– поверь, выхода нет…Тебе отсюда не уйти! Лучше сдаться!

– И гнить в камере всю свою оставшуюся жизнь?– выкрикнул, истерично щерясь, бородач.– Чеченец никогда не будет жить запертым в клетке! Мы – свободный народ! Нас в кандалы не закуешь! Я лучше уйду красиво к Аллаху, прихватив с собой пару неверных…