Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Забыть убийство

— Братья там рыбачили, — сказал Китайгородцев. — И что потом было…

Он намеренно на этом оборвал фразу, чтобы память собеседника сама восстановила череду событий.

Батюшка обездвижел. Он был в шоке. Не ожидал такого разговора.

— Ко мне у вас какие есть вопросы? — спросил он после долгой паузы.

— Где Михаил?

— В таком случае, при чём тут Борщёвка? Вы шантажируете меня?

— Нет-нет! — успокаивающе поднял руки Китайгородцев. — Только Михаил! Про Борщёвку — это я так, к слову.

И тут же сам обнаружил, как коряво получилось. Конечно же, шантаж. Никак иначе батюшка теперь не будет это воспринимать.

— Местонахождение Михаила мне неизвестно! — произнес отец Алексий.

Его голос вновь обрёл твердость. Быстро же он взял себя в руки.

— И даже предположений никаких? — поинтересовался Китайгородцев.

— Абсолютно никаких!

Тупик. Никуда этот разговор не приведёт.

— Вы наверняка не в курсе, — сказал Китайгородцев. — Михаил хочет, чтобы я убил Станислава Георгиевича.

Отец Алексей недоверчиво посмотрел на собеседника.

— Вы не можете не знать о том, что Михаил обладает даром гипноза, — наугад сказал Китайгородцев.

Собеседник никак не отреагировал. Возможно, что действительно знает.

— Он под гипнозом внушил мне, что я должен убить Стаса.

— Я не верю! — нахмурился священник.

Казалось, что он даже рассердился. Был оскорблён тем, что его пытались купить на такой дешёвый трюк.

— Я бы и сам не верил, — признался Китайгородцев. — Я об этом даже и не подозревал. Случайно обнаружилось. Там, в машине, — он кивнул за окно, — гипнотизёр Потёмкин. Сеансы гипноза даёт, гастролирует по всей России. Это он смог выяснить, что Михаил задумал. Хотите, я позову? Он подтвердит.

Батюшка покачал головой. Не хотел. И, похоже, он до сих пор не верил.

— Михаил не только это со мной проделывал, — сказал Китайгородцев. — Он ещё дважды под гипнозом заставлял меня кое о чём забыть…

Собеседник не проявил видимого интереса. Потому что и это тоже он считал враньём.

— Я видел того, кто в доме у Лисицыных живёт, — сообщил Китайгородцев. — Кого они прячут.

Батюшка воззрился на него.

— Михаил хотел, чтобы я это всё забыл, — сказал Китайгородцев, уже понимая, что батюшка на самом деле о многом знает. — Но мне помогли вспомнить, — он снова указал за окно, где в машине сидел Потёмкин. — Теперь вы понимаете, что про убийство Стаса — это не мои фантазии?

Батюшка пребывал в смятении.

— Вы, оказывается, знали, что Михаил там прячет человека? — дозревал Китайгородцев.

Батюшка знал. А Стас не знал, но подозревал, и жаждал заполучить доказательства. И это может означать только одно…

— Это Глеб?! Он жив?!

Отец Алексий резко откинулся на спинку стула, будто ему вдруг стало нехорошо.

— Я ничего не знаю и ничего вам не скажу!

— Так вы не знаете? Или не скажете? — Китайгородцев продемонстрировал, что он всё понял правильно.

Собеседник сделал жест рукой, словно умоляя ни о чём его не спрашивать.

— Стас искал Глеба, — сказал Китайгородцев. — Он и меня поселил в своём огромном доме, чтобы сделать из меня шпиона. Он хотел, чтобы я подтвердил: Глеб — там, Глеба прячут в доме. Он сам мне говорил об этом.

— Про Глеба? — уточнил батюшка, не поднимая глаз.

— Он имени не называл. И вообще не прямо об этом сказал. Так, намёками. Я думаю, он хотел его убить. Ведь в Борщёвке у него не получилось?

Китайгородцев выразительно посмотрел на собеседника. Батюшка разглядывал столешницу перед собой, но пауза затягивалась, и он поднял, наконец, глаза.

— Это не моя тайна! — раздельно и твёрдо произнёс батюшка.

Стало понятно, что больше он не скажет ничего. Но эта его фраза Китайгородцеву окончательно всё объяснила.

Глеб жив. Батюшка об этом знает. И он сам, вполне возможно, к спасению Глеба руку приложил.

— Я прошу вас: уходите! — сказал батюшка.

— Мне нужен Михаил…

Священник покачал головой. Не скажет.

— Уходите! — повторил он.

— Ещё один вопрос! — сказал Китайгородцев. — И я уйду, — пообещал он, чтобы сделать собеседника более сговорчивым. — У Станислава Георгиевича есть семья? Жена, дети. Какие-нибудь наследники.

— Этого я не знаю! — с чистым сердцем ответил отец Алексей.

Кажется, он даже испытал облегчение оттого, что ему не пришлось ни увиливать от ответа в этом случае, ни лгать.

— Я остановился в Борщёвке, — сказал, уходя, Китайгородцев на всякий случай.

Настроение было под стать ноябрьской московской действительности: сумрачно и мерзко. Вечер. Машины по Тверскому бульвару едва ползли. Шварц вёл машину и злился. И оттого, что пробка автомобильная казалась бесконечной, и оттого, что день сложился так нелепо. Ещё утром они думали, что схватили удачу за хвост и что они в полном шоколаде, а вечером зализывают раны, и понятно, что лузеры они никчёмные. А тут ещё расцвеченный огнями пафосный ресторан «Пушкин». Богатые люди выходили из дорогих машин и скрывались за дверями ресторана. Шварц тоже мог туда зайти, это не вопрос, но он не мог зайти так же вальяжно, как эти уверенные в себе люди. Они зарабатывают кучу денег каждый день, а Шварц только мелочь по карманам тырит, иначе и не назовёшь то, чем он по жизни занимается. Чтобы не расстраиваться, Шварц отвернулся. И уперся взглядом в пацана, который шел мимо застрявших в пробке машин, веером держа в руках диски с базами данных всего на свете: зарегистрированных в ГИБДД автомобилей, прописанных по московским адресам горожан, обладателей телефонов мобильных и стационарных…