Александр Тамоников - Огненный тыл

Он сделал несколько шагов, взвыл от боли, схватился за соседнее дерево, Карякин метнулся, подставил плечо. Тоска в глазах раненого такая, что тошно смотреть.

- Стой здесь… Я сейчас.

- Чего я стоять-то буду? - заартачился Ершов.

- Стой говорю… Берёзку обними если хочешь.

Карякин прыжками побежал на пушку, присел за деревом и начал тихо зеленеть - со стороны деревни приближалась цепочка пехотинцев. Полуденное светило поблёскивало на немецких касках, они шли по высокой траве, держа карабины на изготовку, мелькали фигуры в мареве жаркого дня - серая форма, равнодушные одинаковые - лица семь или восемь - не справится. Гитлеровцы растянулись в цепь, неудержимо приближались, а в этом лесу и спрятаться негде - один березняк. Прогремел выстрел, за ним ещё два, возможно немцы не видели никого – стреляли, чтобы сладить с собственными страхами. Фашисты понемногу переходили на размеренный бег, ускорялись. Паша отполз от дерева, поднялся, засеменил обратно. Ершов стоял, привалившись спиной к берёзе и опершись на здоровую ногу, неловко стаскивал из-за спины ППШ. На Ершова было страшно смотреть - лицо изменилось до неузнаваемости, автомат уже в руках, дрожащий палец оттягивает затвор…

- Немцы, Коляша, близко. Опирайся на меня, уходим.

- Вижу я их, Паша, честное слово вижу. Вон они, черти, за деревьями. Не пойду я никуда, иди один.

- Не дури, пошли говорю!

- Ты очумел?.. - Ершов вспыхнул и снова стал каким-то пятнистым. - Ступай один, бестолковщина! Я сглупил, я и отвечать буду. Забыл куда идём?.. Не дойдём, не передадим донесение, представляю, что случится - тысячи людей погибнут, фронт окончательно развалится. А ну пошёл к чёртовой матери! - Ершов раздражённо махнул стволом автомата. - Не успеешь, Паша, вместе дуба дадим - задание не выполним. Я что тебя упрашивать должен? Да не волнуйся - отобьюсь, задержу их. Уходи!.. Христом Богом молю!.. Ну скажи - за каким хреном нам вдвоём подыхать-то?

Карякин попятился, глотая слёзы - товарищ был прав. Ершов скрипел зубами, выдавливал слова через боль, правильно всё говорил и прощаться не надо - некогда уже, слишком многое на кону.

Уже различалась немецкая речь, в которой Карякин был ни в зуб ногой, он побежал прочь, потом не выдержал, обернулся - меньше всего Ершову хотелось быть впечатанным в берёзу, он опустился на колено, сместился за дерево, чтобы иметь хоть какое-то укрытие. Очередь из автомата как хлыст ударила по ушам. Ершов нашёл удобную позу и вступил в бой, загомонили немцы, залегли, трудно понять попал он в кого-то или нет - да разве это главное. Фашисты открыли ответный огонь, Ершов держался, разогревшийся автомат вырывался из рук, он сам не понимал куда стреляет.

- Давайте, гады, подходите. Добро пожаловать! Гостями будете, - хрипел Николай, водя стволом. – А, уже лезете. Давайте, милости просим, только учтите - я с детства ушибленный.

Паша кинулся со всех ног, давясь на бегу слезами, березняк закончился, он с разгона вломился в густой кустарник, пробился сквозь него, не чувствуя боли на расцарапанном лице. Рваные очереди ППШ потонули в хлопках карабинов. Ершов прекратил сопротивление.

«Вечная память тебе, приятель, хотя и напортачил ты, конечно».

Карякин взвыл от чаяния, заколотил кулаками в стройнную берёзу, сбивая в кровь костяшки - это не успокаивало, он кипел от ярости - как же велико искушение помчаться назад, перебить этих фрицев к чёртовой матери, но ещё оставались в голове остатки разума. Он метался, выл в бессилии, снова рвался через кустарник, падали штаны, оставшиеся без ремня, хлюпала вода под ногами. Он бежал по ручью, который вытекал из под расколотой пополам каменной глыбы. Надо умыться - Пашка рухнул на живот, стал жадно лакать воду как котёнок, потом набрал её в горсть и вылил на голову, отыскал ямку в каменистом русле и погрузил в неё голову целиком, по самую шею, захлебнулся закашлялся - ключевая вода немного остудила. Он отыскал в кармане комбинезона огрызок бечёвки - сразу и не вспомнишь откуда она взялась, вставил в штаны и крепко затянул. Прислушался - немцев не слышно, делать им больше нечего, как блуждать по русским лесам за каким-то оборванцем. Бурлила ярость, загнанная внутрь.

Когда он вырвался, на просёлочную дорогу, стиснутую зарослями ивняка, и обнаружил на ней стоящий мотоцикл с двумя солдатами, действовал решительно и беспощадно. Откуда здесь взялись эти двое, сколько они стояли - какая разница, звука мотора он не слышал, в коляске сидел военнослужащий вермахта в пилотке.