Александр Тамоников - Ночная война

Эти манёвры похоже остались незамеченными, но это до поры до времени - любое счастье быстротечно. Он пропустил Шуйского - худой, а ведь, застрял, пришлось утрамбовывать ногами - не до галантности. У самого получилось вполне проворно, если не замечать впившейся в ладонь занозы, позвоночник работал на кручение, он выпал во влажную землю, пространство было узким. От немецких солдат разведчиков закрывали заросли лопухов, облепившее барак, противник изредка постреливал, но уже без азарта. Солдаты перебрасывались короткими репликами, кто-то засмеялся, видимо, гибель товарищей их мало впечатлила. Шубин полз энергично, работая локтями. Кошкин наверху прекратил стрельбу, Глеб обернулся: боец, кряхтя вытряхивался из дыры, крутил головой как сова, отыскивая нужное направление, обнаружил пятки командира, включил все конечности. Человеческие ручеёк перетёк под соседнее здание, оно стояло почти вплотную - бурьян между стенами ещё не растерял былого величия.

Немцы доставили на позицию пулемёт и это было что-то: град свинца прошёлся по бараку, в котором остался только мёртвый Боровой; трещал и ломался брус, вылетали остатки оконных рам; пули дырявили матрасы, вырывали из обшивки листы фанеры. Это продолжалось секунд двадцать под одобрительные выкрики солдат, потом очередная порция храбрецов пошла на приступ. В это же время, из под соседнего здания, стали выкатываться люди, они пригнувшись побежали к кустам, ветки хлестали по лицам. Потом была ограда пионерского лагеря - её сломали ногами, вырвались на простор, словно волчья стая за флажки. Немцы обнаружили пропажу, стали возмущённо перекликаться. «Я их вижу!», - кричал военнослужащий, которому Глеб с великим удовольствием выдавил бы глаза.

До леса было метров сорок, не слишком угорелые, а в спину уже стреляли: захлёбывался пулемёт, который немцы оперативно принесли на новую позицию, впрочем последний заткнулся - пулемётчик менял ленту, передышка погнала дальше. Кучка разведчиков без дополнительных потерь влетела в лес, люди рассыпались и, когда со стороны лагеря побежала толпа в серых шинелях, встретили её хаотичным, но плотным огнем: противник откатился, потеряв несколько человек. «Вперёд!», - хрипел Шубин и остатки взвода побежали в лес. Возможно было преследование, но старались не докучать - несколько выстрелов вдогонку - фактически тишина. Валежник выстреливал из под ног, дебри уплотнялись и Шубин не мог взять в толк - хорошо это или плохо. Чем могли ответить немцы? - только пойти в обход.

Заросли оборвались, теперь мох скрипел под ногами, а вокруг вздымался какой-то чёрный сосняк с тонким слоем подлеска. Справа, метрах в семидесяти, обозначилась просёлочная дорога, она петляла параллельно маршруту. Новая опасность свалилась как снег на голову: за спиной раздался мотоциклетный треск, он нарастал; кричали люди, очевидно, пилот чересчур увлёкся лихачеством, он уже догонял, мелькал за деревьями; пулемётчик в люльке припал к МG, раньше времени не стрелял. Пока это был всего лишь один мотоцикл - первая ласточка. Если они обгонят, перекроют дорогу, тогда точно не поздоровится.

- Товарищ лейтенант, ложитесь, пока не заметили! - прокричал Герасимов. - Я их задержу. Незачем всем толпится…

Сергей отвернул от группы, бросился пригнувшись к дороге, волоча по земле приклад автомата, он сам рисковал - ещё немного и его бы заметили. Глеб зарычал: «Ложись, народ! Не отсвечивать». Сам присел за деревом. Серёга, петляя как заяц, выбежал к дороге, опередив мотоциклистов, встал за деревом в трёх метрах от обочины. Мотоцикл приближался, выстреливала гарь из выхлопной трубы, физиономия пилота пряталась за защитными очками, немцы спешили вырваться вперёд, перекрыть дорогу у опушке, которая была, по-видимому, рядом. Серёга бил в упор, выйдя из за дерева: ППШ подпрыгивал; разведчик изрыгал из себя что-то воинственное, орал из самого нутра, из солнечного сплетения. Водитель мотоцикла получил пулю в лоб, рассыпались очки, он выпустил руль, стал заваливаться. Пулемёт издал короткую трель, продолжения не последовало - вояка в коляске откинул голову, он был уже мёртв. Переднее колесо развернулась на девяносто градусов, машина красиво перевернулась, рассыпались мёртвые тела. Солдат за спиной пилота с воем выронил автомат, его выбросило из седла на противоположную обочину, за стыл перевёрнутый мотоцикл: пулемётчика мало того, что убило, ещё и расплющило, рядом валялся водитель. Третий член экипажа спешил убраться, используя все имеющиеся конечности - пули крошили бугорок, который он перелетел - повезло паршивцу! Серёга обозлился, выступил из-за дерева, продолжал стрелять. Немец приподнялся, выбрасывая гранату, мелькнуло искажённое лицо, в следующий миг он откатился, застыл - пуля нашла своего героя. Серёга спрятался за дерево за секунду до взрыва: взрывная волна накрыла перевернутый мотоцикл, порвала чертополох, и если бы можно было умирать дважды, члены экипажа так бы и сделали. Когда развеялся дым, Герасимов продолжал стоять за деревом, медленно повернул голову, отыскивая взглядом своих друзей, по губам блуждала неуверенная улыбка - вроде всё в порядке, но что-то пошло не так. Он вдруг как-то вздрогнул, сделал неуверенный шаг назад, подкосилось нога. Шубин несся, перепрыгивая через кочки, подлетел к упавшему, перевернул - ранен что ли? И отшатнулся, жёлчь полезла из горла - Серёга не шевелился, глаза были открыты, правее живота, поверх комбинезона расплывалось бурое пятно - выходит не так уж шустро он отскочил за дерево. Голова кружилась, Глеб что-то частил, пытался нащупать пульс, прикладывал ухо к груди… Почему так несправедливо? Почему не он? Почему опять кто-то другой? Доколе можно переживать чужую смерть, как свою собственную? Его оттаскивали от убитого, а он вырывался, не мог поверить - невозможно таких как Серёга Герасимов представить мёртвыми. Его оттаскивали говорили разумные слова: «Очнись командир! Валить надо, пока за первой ласточкой не привалилась стая».