Александр Тамоников - Комендантский год

- Всё рискованно, зыбко, нужно обдумать план действий на случай непредвиденных обстоятельств.

- Хорошо, время есть, на этому расстаёмся, Вадим.

Алевтина одарила собеседника обворожительной улыбкой, поднялась и удалилась из заведения, призывно покачивая бедрами. Ей вслед устремились сальные взгляды мужчин в форме.

Улица Лесная находилась на самой окраине посёлка. Дома, когда-то добротные просели в землю, обветшали стены и крыши, людей в этой части города было немного, в стороне за лесом работала лесопилка. К Зорину привязалась вислоухая дворняга: она вылезла из под ограды, обнюхала его ноги и завиляла хвостом. «Своего признала? - Вадим нагнулся, почесал собаку за ухом. - Ты не была в прошлой жизни сотрудницей ВЧК, нет?». Он шёл по окраиной улочке, обходя буераки. Жизнь в этих местах остановилась, в кустах за подстанцией застыл ржавый остов трактора СХТЗ с перебитыми колёсами, разобранным капотом, но сохранившиеся трубой, это чудо сельскохозяйственной техники производилось до тридцать седьмого года, на Сталинградском и Харьковском тракторных заводах. Оборачивается ему не стоило, это мало что изменило бы если бы за ним сейчас наблюдали. Калитка покосилась, висела на одной петле, от резкого поворота захрустело рассохшееся дерево, створка чуть не рассыпалась. Вадим поморщился: да, сынок из него действительно неважный. Он бродил вокруг дома, топтал бурьян, окна были заколочены досками, он лично это делал десять лет назад, словно вчера. Дом стоял невзирая ни на что, огород тоже был на месте, хотя и нуждался в тотальной прополке. Крыльцо можно починить, укрепить, распорки в сарае и в бане, принять предложение Каминского о переводе в Локоть? Возникла в голове у Зорина смешная мысль: расстроится, жениться, детей нарожать, всё это сделать за три месяца, пока не нагрянет сюда Красная армия.

Заходить в дом он не решился, ключа у него не было, а дверь ломать ему не хотелось. Что будет завтра, а наступит ли оно? Только тоску нагонять, вспоминая жизнь, которая никогда не вернётся. С соседнего участка него кто-то посматривал, мелькнул насторожённый глаз и спрятался за половикам, развешанным на ограде. Вадим не узнал этого человека, видимо соседи сменились. У Зорина не было желания им что-то объяснять.

Южное кладбище находилось неподалёку, в стороне от визжащей лесопилки, погост разросся и нужную могилку он отыскал не сразу. За десять лет всё изменилось: на росли новые деревья, загнулись от старости прежние, оградка проржавела, кругом кустился бурьян. Мать с отцом лежали вместе. Вадим голыми руками рвал траву, нашёл в соседней ограде какое-то тряпье, сдирал грязь с надгробий, надписи на них едва читались: Андрей Поликарпович скончался в тридцатом, Полина Матвеевна в тридцать третьем. Оба были ещё молодые: отец прожил сорок четыре года, мать на три меньше. Она родила сына, когда была ещё совсем молодой, других детей у неё не случилось. Она повторила попытку, когда Вадиму исполнилось два года, но случился болезненный выкидыш с обилием крови. В больнице маму вытащили, но посоветовали ей больше не пытаться заводить детей.

За деревьями кто-то блуждал, оттуда доносились голоса, это могли быть обычные мирные граждане или же нет? Вадим не хотел немедленно устраивать встречу с подпольщиками, у него был ещё завтрашний день, при условии, что ему повезёт и можно привести хвоста, да и сами подпольщики, насколько они надёжны, учитывая агента окопавшегося в отряде Задорожного, хотя и этот агент мог оказаться всего лишь плодом паранойи.

Он вытер ноги о решётку перед гостевым теремом, когда за спиной хлопнула калитка, заскрипел гравий под ногами, Зорин обернулся. Обер-бургомистр только что прибыл, охрана осталась за бортом, а он размашисто шагал по дорожке, подмышкой господин Каминский сжимал толстую кожаную папку. Зорин моментально принял стойку смирно, вскинул руку в нацистском приветствии, Каминский покосился в его сторону, поколебался, глянул на часы, сменил направление и заявил:

- Неправильное приветствие, Вадим Андреевич. Я не ошибся, вас именно так зовут?

- Именно так, - Зорин стушевался. – Простите, господин обер-бургомистр, я считал, что на территории рейхскомиссариата Московия действует оба приветствия. Нас так учили, мы проходили подготовку, давали присягу, - он мог отбарабанить как по писанному. - Перед лицом Бога, я клянусь этой священной клятвой фюреру германского рейха и народу Адольфа Гитлера главнокомандующему вермахта, беспрекословно подчиняться и быть, как храбрый солдат, всегда готовым жертвовать своей жизнью.