Александр Тамоников - Следы со свастикой

Ещё не стемнело, но грядущая нехватка дневного света начинало беспокоить майора. Франтишкова откинула голову закрыла глаза. Брагин тоже расслабился, уставился в вибрирующий потолок. Полчаса пролетели в вялом подобии сна, потом Влад очнулся, стал озираться: обстановка не менялось, люди дремали, предатель Капустин скрестил на груди руки, уперся подбородком в грудь и тоже дремал. С лязгом распахнулась дверь в кабину пилотов, на пороге вырос бортмеханик Шаламов.

- Товарищ майор, подлетаем к крупным горам. Координаты мы найдём, но нам нужны будут ваши указания.

- Найдётся местечко в кабине?

- Милости просим, но будет тесно.

Ничего, он готов был потерпеть.

В кабине действительно было тесно, кресла пилотов стояли почти вплотную, что-то мигало на несложной приборной панели. Брагин пристроился позади лётчиков, для этого ему пришлось согнуться. Богуславский оттянул на висок наушник, повернул голову и спросил:

- Всё в порядке, товарищ майор? Хорошо спится?

- Спится всегда хорошо, Никита Сергеевич, только потряхивает и уши закладывает.

Из кабины открывался панорамный вид, самолёт помалу снижался, далеко впереди возвышались серые неровности, то зубчатые, то покатые, их вуалировала сумеречная дымка. Появились облака, они как лохмотья ваты, висели над горами.

- Рудные горы, - сказал Богуславский. - По меркам нашего Урала или Кавказа - детские пирамидки, но гулять по ним занятие неблагодарное. В длину массив тянется километров на сто тридцать, в глубину примерно на тридцать - сорок массив. Неоднородный: где-то пропасти со скалами, в других местах долины, приятные для прогулок. В вашем квадрате, как я понимаю, нет ничего, ни деревень, ни горных предприятий. Неудачное вы выбрали место, товарищ майор.

- Да, я постарался, - согласился Брагин. - В нужный квадрат прибудем скоро?

- Минут через семь – восемь. Ещё не стемнеет, не волнуйтесь, успеем полетать.

Ему казалось, что горы стоят на месте, медленно проплывали под крылом озера и лесные массивы, уже обросшие полноценной зеленью.

- С топливом всё в порядке?

- На какое-то время хватит, - неопределённо отозвался бортмеханик Шаламов. - Часок полетаем, - он не удержался, оскалился и добавил. – Прежде, чем упасть.

- Не обращайте внимание, товарищ майор. Это шутки у нас такие, - сказал Богуславский. - Отгоняем как можем злые силы. Мы ещё и в приметы верим. Вы тоже, наверное, только у вас там на земле они другие.

Богуславский плавно работал штурвалом, высота менялась почти незаметно.

- С какой скоростью идём, Никита Сергеевич?

- Обычная крейсерская скорость – сто сорок километров в час. У этой рухляди потолок-то сто шестьдесят, мы ведь не истребители, чтобы носиться как стрижи.

- Сможете посадить самолёт на поле?

- Смотря на какое, товарищ майор. Если бугры да колдобины, то даже и не мечтайте, полетим на посадку в Прошев, если что по равнине, это можно будет пощекотать нервы. Только в этих горах полей я, думаю, нет. Есть узкие долины, между горами леса, в долинах скальные отложения.

- Не пугайте нас, Никита Сергеевич. Не всё так плохо, - вступил в беседу Шаламов. – Наше, как вы изволили выразиться, корыто даст сто очков любому другому самолёту. Его специальный конструировали для посадки на малые площадки, применяется механизация в виде щелевых закрылков, они отклоняются на тридцать шесть градусов, от этого резко уменьшается посадочная скорость, длина пробега сокращается до ста шестидесяти метров, посадочная скорость составляет всего лишь семьдесят километров в час. Эти корыта легко садились на партизанских аэродромах и взлетали чуть ли не с лесных полян.

- В теории, мой друг, - заявил Богуславский. - Площадка всё равно должна быть ровная и партизаны это, худо – бедно, делали. А в этих горах, богатых рудами, нам только гномы могут обеспечить мягкую посадку, но они этого делать не будут.

Под крылом тянулись мрачноватые скалы, испещрённые расщелинами. Самолёт снизился, практически под самым его брюхом проплыло скопление серых громад, напоминающая средневековый замок, угрюмые зубцы, похожие на сторожевые башни, устремлялись в небо, глыбы вздымались вертикально, без склонов и откосов, растительность пробивалась между камнями, обтекала монолитные изваяния, неприхотливая карликовые сосны вцеплялись корнями в трещины, присасывались к камню, слева и справа такие же угрюмые махины и море леса между каменными уродцами.

- Ну и картинка, - Шаламов покачал головой. - Не могу понять, это красиво, безобразно или красиво до безобразия? Кстати, если в эти леса рухнули ваши немцы, товарищ майор, то с высоты мы их не увидим - растительность закроет.