Андрей Воронин - Комбат. Между мертвыми и живыми

Пацан прислушался к себе и понял, что очень хочет жить — долго, десятки лет, сотню, даже инвалидом без рук и ног.

— Не убивайте меня, — прошептал он.

Врач поудобнее взял скальпель. Андрей прерывисто завыл.

— Да замолчи ты, дурак. И руками не махай, не то живо переломаю.

Доктор перерезал полотенца — одно за другим.

— Ишь, дергался во сне. Узлы насмерть затянул.

Едва став свободным, мальчишка свернулся калачиком и затрясся.

Сев на край постели — уже не той, из реанимации, на колесиках, а обычной кровати — даже деревянной, врач не больно, но крепко взял пацана за ухо, развернул лицо к своему и сказал:

— Твоя мать, подонок, поседела за одну ночь! Уже двенадцать часов ждет, пока ты оклемаешься. Сопляки, соплюшки — лезвия, петли, таблетки, с балконов скачут. А сами. жизни-то еще и не нюхали, не знают, что это! Как папуасы, что золото на стекляшки меняли. Если бы я тебя только откачал, ты бы через неделю опять ко мне приехал. или не ко мне, а на первый этаж. У нас там прозекторская. Кстати, через нее — одна из дорог сюда вот, и она поудобнее, чем тянуть каталку по урологии. Так и возим живых в морг. А тебе, придурку, я наглядно показал, что это — хотеть жить и не иметь такой возможности.

Помоему, действеннее, чем наши психологи. Как считаешь?

Андрей пожал плечами. В данном случае это означало безоговорочное согласие.

— Вот так-то, — врач вдруг рассмеялся. — И такую девчонку чуть не осиротил, балда! Она тоже извелась, раз десять прибегала.

Вот тут-то и отпустило! И навалившийся кайф заставил пацана почувствовать, как слезы облегчения щекочут в носу, стекая из плотно зажмуренных глаз.

А доктор, уже совсем с другим лицом, прижал мальчишку к себе, давая нареветься всласть.

— Хороший рассказчик твой доктор, — сказала Анна.

— А то! Он потом писателем стал. Сейчас все что-то про Афганистан пишет. Художественное, правда.

Анна улыбнулась и прижалась к Комбату.

Крохин с Рублевым пили пиво в кафе «Эдельвейс». Это было совсем новое заведение, еще пахнущее краской и пластмассой, не успевшее стать популярным и засиженным туристами. Пиво там было хорошее, чешское. Подавали его в высоких стеклянных кружках с крышками, закрывающимися и открывающимися при нажатии на рычажок на ручке.

— Значит, ты думаешь, что проникали через дворницкую?

— Все может быть, — пожал плечами Рублев. — Во всяком случае, не вижу большой проблемы, чтобы при помощи своего человека в составе персонала гостиницы не позаимствовать ключики на пару часов и не сделать дубликаты.

— Или не воспользоваться услугами дворников. — задумчиво произнес лейтенант.

Борис хотел было возразить словами Маркова. Но решил не выставлять непроверенные данные. Опять-таки есть принцип: своих информаторов не «светят». Это закономерно как для милиции, так и для армии.

— Или так, — кивнул Борис.

— Интересный вариант. Многое упрощается. Если здесь на самом деле умышленные убийства, то мистика пропадает.

— Вот и я говорю о том же. Убийства в гостинице — это сложно. Понять бы, как заставили эту посудомойку выпить дрянь, которой она отравилась. А устроить проблемы на стороне — это как два пальца. К слову, как именно разбился столяр?

Оперативник посмотрел на лампу сквозь пиво.

— Да у него рыдван был — я бы побоялся в такой сесть, даже если он стоит на месте. А ездить — и подавно! А он ничего, колесил со страшной силой. И по пути на дачу, на повороте, вылетел с дороги. Разбился насмерть. не пристегнут был, ясное дело.

— Пьяный?

— Да нет, алкоголя в крови не обнаружено. И вообще ничего такого, что могло бы притупить его внимание, отвлечь. Нет, все чисто.

— И чего он тогда улетел? Машину не осматривали на предмет странных повреждений? Шланги тормозные могли подрезать, в колонке рулевой поковыряться.

— Тоже ничего. Все, что не разрушилось при аварии, осмотрели по нескольку раз. Чисто.

— Ясно. Вот ведь туфта какая.

— В принципе, это происшествие настолько непонятное, что хоть и впрямь его на Матроса сваливай! Просто взял человек и вылетел с дороги. И насмерть.

Комбат подозвал официантку, попросил принести еще пива.

— Сколько дней прошло от одного убийства до другого?

— Ровно семь.

— Вот оно как. И до третьего тоже?

— Ровно семь. Ну, то есть я понимаю, Борис, к чему ты клонишь. Это действительно слишком систематично.

— А еще я клоню к тому, что у нас осталось четыре дня. Иначе наш страшненький матросик промахнется со сроками.