Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

Поскольку разжиться здесь бензином им явно не светило, а ни один двигатель внутреннего сгорания, даже сделанный в Британии, не может работать на голом принципе, Юрий отыскал в багажнике мятую жестяную воронку и перелил в бензобак «лендровера» содержимое предпоследней канистры.

— Недавно мне на глаза попалась реклама какого-то благотворительного фонда, — под бульканье исчезающего в горловине бака бензина вполголоса, ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла Даша. — Вы же в курсе, что в этом году умер основатель корпорации «Эппл». Так вот, там, на рекламе, эмблема «Эппл», это их надкушенное яблоко, и подпись: «Умер один — рыдают миллионы». А рядом — силуэт Африки. И тоже подпись: «Умирают миллионы — не плачет никто».

Быков промолчал, с мрачным видом катая носком ботинка пятнистую от жара пулеметную гильзу. Юрий завинтил пробку бензобака, отнес в багажник пустую канистру и воронку и уселся за руль — была его очередь вести машину. Он тоже промолчал, уклонившись от участия в дискуссии по поводу бедственного положения коренного населения Африки: предложить решение проблемы он не мог, а впустую сотрясать воздух не было настроения. У него за спиной, на заднем сиденье, щелкнула зажигалка, и сразу же потянуло дымком, который, несмотря на жару, показался неожиданно вкусным, ароматным — наверное, потому, что хотя бы отчасти забивал удушливый запах пепелища.

Старый баобаб, в тени которого осталась сгоревшая заправка, еще немного помаячил в пыльном боковом зеркале и окончательно скрылся из вида. Местность становилась все более холмистой, изрезанной, темные пятна зарослей увеличивались, разрастались, сливаясь друг с другом, и время от времени дорога ныряла в то, что можно было бы назвать перелесками, если бы дело происходило в России. Здесь было относительно прохладно и сумрачно из-за сплошного полога смыкающихся над дорогой ветвей. С этого зеленого свода свисали перепутанные канаты лиан и других растений-паразитов, в зеленом сумраке громко что-то обсуждали, перепархивая с ветки на ветку, яркие, как бред сюрреалиста, птицы, в профиль напоминающие карикатуру на лицо «кавказской национальности». В памяти сами собой всплыли навсегда, казалось бы, забытые названия — туканы, топороклювы… Кто тут есть кто, Юрий, разумеется, не знал; это были просто словечки из детства, вычитанные из ярких, как эти птицы, путевых заметок знаменитого английского натуралиста и талантливого литератора.

В тех книгах не было ни слова о свирепом голоде, выкашивающем миллионы, о танковых атаках на скопления сколоченных из чего придется лачуг, о «стингерах», выстреливающих из зарослей по везущим гуманитарные грузы самолетам, о флагах с изображением АК-47 и напалме — не было и не могло быть, потому что книги эти писались еще до того, как рухнула колониальная система и свободная Африка встала на кровавый путь так называемого самоопределения.

Юрий не чувствовал себя достаточно компетентным, а главное, безгрешным, чтобы всерьез рассуждать о том, насколько правилен этот путь. Да ему и не хотелось морализировать — хотелось поймать кого-нибудь, ухватить за загривок и тыкать мордой в это кровавое дерьмо, пока не надоест. Найти подходящую кандидатуру не так уж и сложно, да только выйдет ли из затеи толк? Вряд ли, ох вряд ли! Потому что ни одно хорошее дело не обходится без подонка, который норовит оседлать его и извлечь из него выгоду, и на смену взятому к ногтю мерзавцу всегда приходит новый — да хорошо, если один…

Километрах в двадцати от сгоревшей заправки им повстречался грузовик. В кузове было полно народу, каких-то пестрых тюков, чемоданов, ящиков и узлов; среди всего прочего там поместилось даже несколько коз. Люди пели — так, как умеют петь только африканцы, — отбивая ладонями ритм по донышкам мятых закопченных кастрюль и фанерным бокам каких-то ящиков, и сквозь пелену клубящейся красной пыли на темных лицах сверкали белозубые улыбки. Юрий успел заметить в пыльном ветровом стекле грузовика две круглые, окруженные звездочками мелких трещин дырки, которые не могли быть ничем, кроме пулевых пробоин, а в следующее мгновение грузовик прогромыхал мимо, оставив после себя только пыль и медленно затихающую в отдалении песню.

Какое-то время они с Быковым еще пытались разговаривать, но вскоре беседа увяла сама собой. Планы их были неясны, перспективы туманны, а болтать ни о чем, чтобы насладиться звуками собственного голоса, ни тот, ни другой не умели, да и потребности такой не испытывали. Быков курил сигарету за сигаретой, время от времени опять принимаясь разглядывать карту, как будто это была не пестрая зелено-коричневая бумажная простыня, а что-то вроде телевизора, по которому могли показать что-то новенькое. На заднем сиденье было тихо: утомленная жарой, тряской и новыми впечатлениями, среди которых, увы, было очень мало приятных, Даша задремала. За кормой «лендровера» клубилась невесомая красная пыль, обещающая после первого же дождя превратиться в непролазную грязь. Впрочем, ожидать выпадения сколько-нибудь серьезных осадков раньше весны не приходилось, да и Юрий с Быковым не собирались застревать здесь надолго.