Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

— Тебе принести что-нибудь? — спросил его беглое превосходительство, притормозив в дверях.

— По ночам не ем, — повторил Писарь и устало добавил: — Впрочем, как знаешь, а то решишь еще, что я и впрямь хочу тебя отравить.

М’бутунга коротко хохотнул и скрылся из вида. Мужчина он был крепкий, в самом расцвете сил, но усталость и пустой желудок сделали свое дело: он заметно захмелел. Писарь немного посидел, слушая, как господин экс-президент хлопает ладонями по стенам в поисках выключателя и сдавленно матерится, забавно коверкая слова. Потом открылась дверца холодильника, послышалось шуршание полиэтилена и дребезг передвигаемых стеклянных банок. Тогда Писарь вынул из кармана пузырек с прозрачной жидкостью, одним движением беззвучно извлек пробку и вылил содержимое в бутылку, где оно мгновенно и бесследно растворилось, смешавшись с водкой. Писарь убрал пустой пузырек в карман, достал другой, вытряхнул на ладонь таблетку и проглотил всухую, не запивая: запить было нечем, кроме водки, которая была уже не совсем водкой, а антидот, пусть себе и быстродействующий, еще должен был всосаться в кровь.

Африканец вернулся, нагруженный таким количеством провизии, словно собрался в далекий поход по безлюдной пустынной местности. Вывалив все это добро на стол и вооружившись принесенным с кухни ножом, он жадно набросился на еду. Писарь закурил, наполнил рюмки и предложил тост за здоровье и материальное благополучие присутствующих. «Чтоб у нас все было, а нам за это ничего не было!» — прошамкал набитым ртом сведущий в русском фольклоре африканец и выпил, снова предоставив Писарю право сделать это первым.

Теперь оставалось только ждать — недолго, минут пять, от силы десять. Писарь налил еще по одной и, чтобы скоротать время, затеял разговор о пустяках — о том, например, гражданином какой страны хотел бы стать месье М’бутунга. Вопрос был непраздный, поскольку, согласно существующей договоренности, Писарь должен был не только тайно вывезти делового партнера с Африканского континента, земля которого начала гореть у него под ногами, но и предоставить гражданство любой страны, какую тот выберет. Возможности Писаря позволяли изготовить любой паспорт, в подлинности которого не усомнился бы никто, и этим его обязательства перед африканцем исчерпывались целиком и полностью: остальное этот ловкач, с некоторых пор заделавшийся весьма состоятельным человеком, вполне мог решить и устроить сам, без посторонней помощи.

Обсудив тему гражданства, они сошлись на Франции. М’бутунга признался, что ему больше импонирует Англия или Австралия, но английским языком он владел значительно хуже, чем французским или даже русским, — можно сказать, не владел вообще, — а потому не хотел привлекать к себе внимание странным сочетанием британского паспорта с неспособностью связать хотя бы несколько слов на языке Шекспира.

К концу обсуждения язык у африканца уже заметно заплетался, взгляд осоловел, а лицо приобрело сонное, тупое выражение, свойственное людям, находящимся в предпоследней стадии опьянения.

— Что за черт? — едва шевеля одеревеневшими губами, с трудом выговорил он. — Что за… дрянь ты… пьешь… на своей конспиративной квартире?

— Хорошая водка, — равнодушно возразил Писарь. — Ты просто устал. Поспишь немного, и все пройдет. Поверь, проснешься ты уже совсем другим человеком.

Последнее заявление не содержало ничего, кроме голой правды, и М’бутунга, несмотря на свое стремительно ухудшающееся самочувствие, кажется, это понял.

— Ах ты… прохвост! — не столько воскликнул, сколько промямлил он и вскочил, опять схватившись за пистолеты.

Его качнуло, глаза его закрылись, и он начал валиться вперед, прямо на заставленный тарелками, банками и свертками стол. На дворе стояла глубокая ночь, и, чтобы не объясняться с разбуженными грохотом и звоном соседями, Писарь, привстав, легонько толкнул все еще продолжающего цепляться за рукоятки наполовину вытащенных из карманов «стечкиных» африканца в грудь. М’бутунга рухнул обратно в кресло, бессильно откинув голову на спинку.

Писарь немного подождал, пощелкал у спящего перед носом пальцами, опасаясь подвоха, а затем завладел пистолетами.

— Отвоевался, господин президент, — сказал он, сковывая запястья спящего вынутыми из кармана дорогого пиджака хромированными наручниками.

— 3-зараза! — Быков отшвырнул монтировку, и она с глухим звоном упала в красную пыль. — Ну жулье, ну прохвосты! Вернусь — всех наизнанку выверну!