Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

— Правильно. — Африканец наконец вынул из карманов обе руки, в каждой из которых было по пистолету Стечкина. — Видишь эти стволы? Это трофеи, добытые в бою. По дороге к тебе я убил несколько человек и угнал две машины — не дома, в Африке, а уже здесь, в России. Надеюсь, ты понимаешь, что меня вынудили это сделать. Ты можешь сколько угодно смеяться над моей паранойей, но сейчас я скажу что-то, что отобьет у тебя охоту шутить. У меня нет твоего образования и опыта, но даже я понимаю: то, что со мной случилось, возможно только в двух случаях. Первый: меня похитили, чтобы заставить отдать деньги, и сделал это кто-то, кто слишком много знает о наших с тобой делах. Это значит, что где-то рядом с тобой завелся…

Он пощелкал длинными тонкими пальцами, вспоминая слово чужого языка, которым, надо отдать ему должное, по-прежнему владел весьма и весьма прилично.

— «Крот», — подсказал Писарь.

— Правильно, «крот». Тебе все еще весело?

— Более или менее. А второй вариант?

— Второй вариант еще смешнее. Если «крота» нет, значит, все это — твоя работа. И после этого ты хочешь, чтобы я спокойно ел и пил из твоих рук?

— Соображаешь, — с улыбкой кивнул Писарь и наполнил рюмки. — И по-прежнему стреляешь без промаха… Что ж, те, кого ты убил, это заслужили — не надо было хлопать ушами. Правильно говорят: если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам.

Рука экс-президента потянулась к одному из лежащих на краю стола пистолетов.

— Давай-давай, не стесняйся, — подбодрил его Писарь. — Интересно, что ты станешь делать дальше. Обидно, наверное, будет сесть в российскую тюрьму за кражу буханки хлеба или околеть в подворотне, имея солидный счет в офшорном банке, до которого не можешь дотянуться.

— А ты что предлагаешь: сказать тебе «спасибо»?

— Для начала, — снова кивнул Писарь. — Оба названных тобой варианта отчасти верны. Под меня действительно копают, и как раз поэтому мне пришлось — понимаешь, пришлось! — обставить твой побег как похищение. Теперь, даже если кто-то пронюхает, что это именно я тебя… гм… упаковал, ему будет ясно, что ты мне не друг и не родственник. Конечно, на пальбу в своем загородном доме и человеческие жертвы я не рассчитывал, но так, пожалуй, даже лучше. Камеры наблюдения, несомненно, запечатлели твой побег во всех драматических подробностях, и теперь, если что, с меня взятки гладки: был и сплыл, и концы в воду… Спустя какое-то время — скажем, весной, когда сойдет снег, — кто-то где-то наткнется на разложившийся труп представителя негроидной расы со шрамом на левой щеке. Мои люди аккуратно позаботятся, чтобы он не остался неопознанным, и все, кого это может интересовать, узнают, что сбежавший президент Верхней Бурунды нашел бесславный конец среди бескрайних русских снегов…

— М-да, — неопределенно промолвил слегка сбитый с толку М’бутунга.

— Если бы ты, как собирался, сошел по трапу самолета с бутылкой водки в одной руке и гроздью бананов в другой, сейчас кто-то другой записывал бы на диктофон твои показания. Тебя даже пытать не стали бы — один укол, и ты уже заливаешься соловьем… Согласись, лучше быть усталым, помятым и злым, чем мертвым и обобранным до нитки!

М’бутунга поразмыслил, ухмыльнулся и, дотянувшись до бутылки, доверху наполнил рюмки. Он был злопамятен, но необидчив и, считая месть святым делом, никогда не поддавался эмоциям.

— Ладно, — сказал он, поднимая рюмку, — давай выпьем за нашу дружбу. В конце концов, на твоем месте я поступил бы так же, а может быть, и хуже.

— Тем более что способов поступить хуже существует великое множество, — согласился Писарь, в свою очередь поднимая рюмку.

Они чокнулись и выпили — на этот раз нормально, без многозначительных пауз, обмена посудой и прочих глупостей, как встретившиеся после многолетней разлуки добрые приятели. Африканец опять занюхал выпивку рукавом, демонстрируя прискорбную неистребимость приобретенных в юности дурных привычек, потянулся за сигаретами, но, передумав курить, встал и направился на кухню, не забыв прихватить свои пистолеты. Этот чудак, видимо, по многолетней привычке продолжал свято верить в силу оружия и наивно полагал, что, постоянно таская при себе ствол — или, как в данном случае, целых два ствола, — сохраняет контроль над ситуацией.

Когда он проходил мимо Писаря, тот незаметно задержал дыхание. От господина экс-президента разило сложной смесью запахов грязи, застарелого пота, дешевого табака и водочного перегара. В душ он при этом не торопился, из чего Писарь сделал недалекий от истины вывод, что во времена своего президентства этот гиббон вряд ли пах намного лучше.