Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

Слепой хорошо представил себе, как шеф округлил глаза и его брови сразу полезли на лоб. На том конце связи зависла тишина.

— Я им по бутылке водки оставил, Федор Филиппович, чтобы не замерзли совсем. В лесу-то в начале весны… Вы понимаете? Чтобы не простудились. Блин!.. Чтобы не заболели. Не умерли чтобы…

Глеб замолчал. Потапчук тоже молчал. Они оба молчали с минуту. Первым заговорил генерал.

— Все это нелепо, Глеб. Я бы даже сказал, глупо это все. Но не нам мораль разводить.

— Да я хотел как лучше. Идиоты! Еще прикинул, что если вернутся на базу, то от пьяных от них будет меньше вреда, чем от трезвых.

— Да, все так. Но мы не знаем, оттого ли они погибли, что пьяные за руль сели… В машине погиб хозяин «гелендвагена». Некто Пуриков Василий Васильевич. Он помельче был.

— Шнырь. Вы мне его адресок дайте, Федор Филиппович, я наведаюсь. Родственники какие есть? Что по друзьям известно?

— Всю разработку на него дам тебе попозже. Предлагаю встретиться в обед. Я приеду в кафе около зоопарка, там, где мы были две недели назад. В два пополудни.

— Хорошо, там и расскажу то, что мне поведал Таранков.

— Очень интересно.

До назначенного часа еще оставалось порядочно времени. Глеб прежде всего вылил остатки убежавшего кофе и вытер плиту. Потом он пошел в ванную. Под душем Сиверов простоял не меньше получаса, массируя острыми струями шею и плечи и возбуждая кровь то холодной, то горячей водой.

Вышел из ванной он другим, бодрым человеком и тут же принялся за привычную зарядку. Глеб старался не реже чем три раза в неделю ходить в тренажерный зал, чтобы держать мускулатуру в тонусе, но соблюдать этот режим удавалось с трудом. Точнее, удавалось это совсем редко, потому что частенько какие-либо государственные дела требовали его внимания. Компенсировать недостаток в силовых занятиях приходилось активной утренней гимнастикой. Впрочем, не только утренней. Глеб давал тренировочную нагрузку телу всегда, когда были минутка и подходящее место.

И только после зарядки он наконец приготовил себе завтрак: сварил кофе и поджарил тосты. Лоскуты плавленого сыра и мед были допингом, украшающим серые будни тайного агента государственной разведки.

Подумав, Глеб Сиверов решил еще раз просмотреть материалы, собранные на Геннадия Владимировича Кудракова. В свете информации, полученной от Таранкова кое-что могло неожиданно заиграть по-новому. Что-то могло выдвинуться на первый план, что-то упущенное могло стать заметным и подтолкнуть к какому-то решению. Не может быть, чтобы Кудраков был ангелом. Даже на овцу, по ощущениям Слепого, он не тянул. Судя по отчетам из ФСБ и рассказам чиновника из мэрии, он был скорее хищником. Но поставить точные, бесспорные метки: вот преступление, вот нарушение, вот вина — было сложно. Это должен был сделать Глеб. Потапчук подразумевал, что по ходу и похитители девочки найдутся. Официальных дел по Кудракову не заводилось, прямых нарушений на нем не висело. Петр Васильевич Таранков заявление о похищении Лизы в милицию не подал. Связь Кудракова с похищением девочки была пока что эфемерной, она оставалась лишь предположением. Правда, именно это предположение позволило найти девочку. Значит, связь все же была.

И тут Глеб осознал, что его взгляд все время цепляется за одно и то же место на странице досье. Это был адрес офиса партии «Народная земля». Глеб задумчиво почесал затылок, потом открыл в компьютере карту Москвы и уточнил, где находится офис. Затем он быстро оделся и вышел.

До времени встречи с Потапчуком оставалось более трех часов.

Оборотень очень старался ни о чем не думать, чтобы не пропустить, заметить и вовремя схватить за хвост правильное решение о том, как найти некоего Дмитрия Петрова, исчезнувшего из поля зрения Игоря Маркова (Столыпина). Что с ним потом делать — это вопрос второе. Сначала его нужно найти. А не думать оказалось довольно сложно. Поток впечатлений от ночных событий был такой плотный, что наглухо забил все магистрали в мозгу. То тут, то там навязчиво сигналили и полунамеки Эммы об оставшейся последней неделе перед глобальным катаклизмом в его отдельно взятом мире, и желания вернуться к Лене, и вопросы, как вежливо сделать вид, что ничего не было. Последнее, впрочем, было самым легким в исполнении, но зудело не меньше всего остального. Зудело сомнением. А еще позвякивал колокольчик тревоги. Ведь он не явился этой ночью в отряд. Высовывала недовольную морду неприязнь к Игорю, к главному заказчику, к верховному шефу и работодателю. Пока Оборотень не познакомился с ним лично, он не придавал значения никаким рассказам о нем как о человеке странном и коварном. Сам он ничего подобного пока что в нем не разглядел — не было подходящей ситуации, но интуитивно он чувствовал, что слухам можно доверять.