Андрей Воронин - Комбат. Восемь жизней

— У вас еще овсянка есть, и меда несколько ложек. Давайте новую кашу сварю. Перекусите! Надо время как-то коротать! — Алена говорила бодро и заботливо, упрятав интонации страха и обиды. Чем роднее и взрослее она сейчас покажется, тем доверительней и спокойней будут ее отношения с нервничающим надсмотрщиком.

Оба переместились на кухню. Макс сел у стола, вытянул вперед длинные ноги, профессионально повращал стопами. В ответ на предложение поесть молча кивнул. Женщина спокойно, по-домашнему залила остатки меда теплой водой, подождала, пока весь он растворится, влила сладкий раствор в кастрюльку. Добавила щепотку соли, довела до кипения. Хотела дождаться, пока варево остынет и загустеет, но парень оттолкнул ее от плиты и застучал ложкой прямо по дну металлической емкости. Съел все, соскреб со стенок, швырнул котелок в умывальник. Алена постаралась придать лицу максимально умильное выражение, даже протянула руку, чтобы потрепать обжору по волосам, но потом отдернула. Ласки здесь неуместны. Она не заикнулась, что тоже голодна. Одна из привилегий любого пленника — бесплатная кормежка. У нее давно сосало под ложечкой, но, как любая женщина, она утешала себя тем, что это возможность сбросить лишние полкилограмма. Если бы Макс не ел, она бы тоже не думала о пище — мысли о потерявшемся сыне были гораздо важнее. Приступить к разговору о Пете никак не получалось. Охранник или не понимал, о каком мальчике идет речь, или имел строгие инструкции не разговаривать на эту тему.

Заморив червячка, парень снова опустил маску. На прорези для рта осталась маленькая белесая метка — пристала овсяная крупинка.

Неожиданно лампочка под потолком фыркнула, задымилась, погасла.

— Черт, пробки вылетели! — выругался Макс. — В комнату иди, сядь на кровать и не вздумай чего утворить, убью!

В кромешной тьме, шаря руками по стенам, Алена дошла до кровати в ромашках, присела на край и обхватила голову руками. Глаза стали привыкать, проступили контуры знакомой мебели, окон, занавесок. Где-то на улице мигали фарами автомобили, лили неяркий свет далекие многоэтажки. А она, взрослая, умная, сидела в неизвестной комнате, в незнакомой квартире, под присмотром крепкого идиота и не могла ничего изменить. Спрашивается — почему? Боялась, что, если ее убьют или ранят, Петька попадет в лапы приемного отца и будет перешит-перекроен. Может ли понять этот крепколобый тип, спрятавший лицо под растянутым трикотажем, какая опасность угрожает ее сыночку? Или он сам — эта опасность? Что он прячет под вязаной шапочкой? Даже мельком Алена не видела лица Макса, только яркий, правильно очерченный рот, глотающий овсянку. Ожидание становилось невыносимым. Хоть бы в туалет он захотел, она бы заперла его там и побежала! Но охранник не терял ее из виду и в темноте — застыл в кресле напротив и отвратительно хрустел костяшками пальцев. Казалось, сидит безголовое чудовище, покрытое пятнами камуфляжа, как дырами, — живой кусок сыра, погрызенного мышами. Ассоциацию с сыром усиливал специфический запах пота, которым разило от Макса.

Пленница встала, поднялся часовой, толкнул ее в плечо. Алена покачнулась, но устояла. Заговорила спокойно, полушепотом, боясь сорваться и нагрубить.

— Мне снова в туалет! Вышел бы в подъезд, посмотрел распределительный щит; может, там клавишу нажать всего-то… И будет свет…

— Я зажигалкой посвечу, справишься! — отпирать дверь и выходить наружу он не собирался.

Алене стало страшно и в то же время безразлично, что о ней подумает этот мальчишка. Пусть светит зажигалкой или костер в тазике разводит. Она процокала шпильками в сторону прихожей и, не следя, отвернулся парень или нет, воспользовалась туалетом по назначению. Сполоснула руки, нащупала горячую трубу, полотенце на ней. Если снять и накинуть типу на шею? Хватит ли сил задушить? Придушить? После нескольких безнадежных часов в пустой квартире она была готова бежать без денег, документов, теплой одежды. Иллюзия недоразумения, которое вот-вот разрешится, покинула ее. Мешающий выбраться человек перестал казаться человеком — только препятствием.

Макс почувствовал или угадал накатывающую на женщину ярость и первым сорвал злосчастное полотенце с трубы. На кровать она вернулась со связанными руками. Длинный кусок махровой ткани крепко перехватил кисти за спиной, в которую предварительно уперлось железное колено. Было больно и унизительно, как никогда в жизни… Она постаралась укусить стальную руку, сжимающую ее плечо, но не добилась ничего, кроме пощечины. И тогда Алена заорала — от ужаса, безысходности, злости. Результат не заставил себя ждать — он заткнул ей рот сырой, пахнущей гарью кухонной тряпкой. Она извивалась змеей, старалась издавать звуки, вскакивать на ноги. Снова и снова получая ощутимые толчки, она летела на кровать, снова поднималась. В последний раз Макс толкнул ее особенно сильно. Измученная, потерявшая ощущение реальности женщина мешком осела возле кровати. Кажется, она ударилась головой.