Ивар Рави - Зеноби

Саид, мой верный сириец, практически каждый день приходил после окончания рабочего дня. Мы разговаривали по-русски, потом переходили на английский, а в конце учили пару фраз на арабском, чаще всего встречающиеся в быту. Результатом таких занятий стало то, что на английском я мог довольно сносно объясняться. Единственной проблемой были склонения глаголов в разных временах, и это часто являлось объектом насмешек со стороны сакского большинства. Если наши занятия будут продолжаться в том же объеме, через пару месяцев английская грамматика выкинет белый флаг, в этом я не сомневался.

Но я брал реванш, когда, выйдя из душа, щеголял нагишом, доходя до своей кровати и намеренно долго одеваясь, сознательно принимая соблазнительные позы. В палатке не бывало мужчин и, чего уж, между нами, девочками стесняться, особенно если ты королева в деревне. Нет ничего болезненнее для женщины, чем осознание превосходства соперницы в красоте, такое интеллектом не прикроешь.

Я стал замечать, что стал терпимее к своей женской ипостаси и даже иногда мысленно разговаривал сам с собой с позиции женщины, типа «я подумала, я решила». Видимо, постоянное нахождение в теле женщины и выработка женских гормонов начала влиять и на подсознание. Радовало то, что я на мужчин я смотрел, как и раньше: никакого сексуального желания в отношении них не возникало.

Спустя неделю после приезда в лагерь мне предложили работу: в мои обязанности входило обходить лагерь и собирать письменные жалобы беженцев. Меня это нисколько не тяготило, и даже разнообразило жизнь: утром после завтрака я начинал обход с первой линии, а беженцы, если у них были жалобы, уже ждали меня. Пройдя всю первую линию, я возвращался по второй, и потом все начиналось снова: третья, четвертая, пятая. Всего их было двадцать шесть. Каждая линия палаток уходила вглубь лагеря на шестьсот метров, и у меня уходило около трех часов на полный обход.

Была еще часть палаток, установленных беспорядочно и хаотично в самой дальней части лагеря, где жили относительно неблагонадежные беженцы. Так, по крайней мере, это место мне охарактеризовал Саид, прося не ходить туда, и я соблюдал данные мне инструкции, обходя маргиналов стороной. Собранные жалобы я передавал Сидни, американке, которая вместе с Салимой сортировала их по языковому признаку и относила в директорат.

Результатом почти трехчасовой прогулки каждый день, кроме субботы и воскресенья, стало то, что похудел на три килограмма, и заметно улучшил мышечный корсет ног и попы. Если фигура и раньше была почти совершенной, сейчас ушли лишние килограммы, тело стало по спортивному подтянутым. За мою работу Синди выбила в директорате оплату. Не знаю, на каких условиях она договорилась и сколько получала на руки, но мне отсчитывала каждую пятницу по пятьдесят долларов за неделю. Думаю, что получала она куда больше, но меня это мало волновало, у меня были практически нетронуты мои шесть тысяч триста долларов и почти семьсот иорданских динаров.

Первую ночь в лагере я спал беспокойно, положив деньги под подушку и просыпаясь при каждом шорохе. Утром, найдя Саида, поделился своими опасениями, которые были абсолютно беспочвенными: если среди беженцев и были факты воровства, то ничего из вещей администрации не пропало за многие годы. В любом случае, Саид решил мою проблему, отведя меня в администрацию, где в одной из комнат стоял огромный железный ящик-сейф, разделенный на секции, с персональным кодовым замком на каждом ящичке. Мне выделили один. Я поставил код дня рождения мамы и стал обладателем банковской ячейки. Триста динаров я оставил у себя для необходимых трат. Хотя впоследствии выдаваемой зарплаты с лихвой хватало на повседневные нужны, а через два месяца мне пришлось отнести в свой «банк» излишек денег.

Питание в лагере было бесплатное, деньги шли лишь на предметы гигиены и бытовые мелочи. За прошедшие два месяца я неплохо научился женским хитростям: маникюр, педикюр… Первое время получалось плохо, я нервничал, проклинал всех на свете и вскакивал с места, не в силах продолжать процедуру. Однако, остыв, возвращался к начатому. Так, потихоньку, процесс моего погружения в женский мир успешно продвигался. Салима оказалась специалистом в области эпиляции и, хотя ее методика воском была варварской, я стойко переносил эти процедуры, понимая, что красота требует жертв.

У меня появились поклонники из числа местной малышни: во время утренних обходов то с одной, то с другой палатки выскакивал подросток и смущенно протягивал кто яблоко, кто банан, а иногда и сирийские сладости, мучные рулетики, обжаренные до хруста в масле и обсыпанные сахарной пудрой.