Ивар Рави - Зеноби

Поползновения со стороны мужчин я пресек в самом начале и на корню: молодой парень сириец по имени Мустафа фамильярно шлепнул меня по пятой точке. Случилось это недели полторы после моего заселения. Я старался тогда не углубляться в лагерь, но в тот день мне надо было купить натуральный кофе, нам выдавали в администрации лишь растворимую дрянь. И вот подходя к ларьку, где предприимчивые сирийцы развернули бойкую торговлю и в продаже было все, от еды до гашиша, я почувствовал хлопок по попе. Моментально обернувшись, увидел парня, который, довольный своим поступком, ржал как лошадь Пржевальского.

Не смейся он так громко, может я и довольствовался бы устным внушением, но его смех и реакция выглядывающих из палаток людей меня взбесила. Забыв о том, что я не парень, а миловидная девушка, молнией бросился на парня. Не ожидавший такого напора, араб споткнулся и растянулся на пыльной площадке перед магазином, увлекая за собой меня. Не отдавая себе отчет, вцепился пальцами в его горло и яростно стал его душить. Парень попытался оторвать мои пальцы, но я с такой силой сжимал его в области кадыка, что почувствовал, как ногти погружаются в кожу, а парень начинает сипеть. Он несколько раз наотмашь ударил меня по лицу, выгнулся дугой и попытался перевернуться, чтобы сбросить меня. Губу он мне разбил, но я, не обращал внимания на удары, желая прекратить никчемную жизнь этого существа мужского пола, пока сильные руки рывком не оторвали меня от моей жертвы и осторожно поставили на землю.

Обернувшись, я увидел здорового араба с густой бородой до груди. Его обнаженные руки бугрились мышцами.

ي هذا — ز يكف ، هذا ي زن عنه سأعتذر ، اب —, его голос был извиняющимся, лишь потом, позднее, я узнал, что это был отец этого парня, Мустафы, и он просил прощения за поступок сына. Звали этого могучего мужчину Тариком, и он был кузнецом в своей деревне. Да, и в двадцать первом веке в Сирии были кузницы и кузнецы, махавшие молотом и ковавшие разные предметы. Но все это мне стало известно позднее, когда молва о случившемся разнеслась по лагерю и меня навестил Саид.

Осторожно обойдя меня, Тарик ухватил валяющегося на земле парня и рывком поднял с земли: тот пытался откашляться, а с двух сторон кадыка, там, где я давил большими пальцами, медленно стекали струйки крови. Звук пощечины был сравним с выстрелом из пистолета: хлесткая оплеуха мотнула голову парня так сильно, что я испугался за его шейные позвонки. Рукой, державшей ворот рубашки, Тарик отшвырнул своего сына и тот пролетев метра два, упал, не удержавшись на ногах. Под гробовое молчание он вскочил и на заплетающихся ногах побежал вглубь лагеря, скрывшись за палаткой с торговым киоском.

Кузнец оглядел уже успевшую собраться толпу и сказал несколько фраз с жесткой интонацией, потом, подойдя ко мне ближе, приложил правую руку к своей груди и, обозначив полупоклон, пошел в сторону, где скрылся его незадачливый сын. И опять же Саид перевел мне слова Тарика: кузнец объявил, что с этого дня я под его покровительством и любого, кто меня обидит, он убьет. Вот так просто, убьет и все. То ли моя реакция на действия Мустафы, то ли слова, сказанные кузнецом Тариком, возымели действие, но с этого дня я ни разу не столкнулся в лагере с неуважением к своей персоне со стороны сирийцев.

На седьмой день моего пребывания в лагере случился крайне неприятный инцидент: забредшая в лагерь маргиналов девушка-подросток была изнасилована. Не перенеся позора, она попыталась наложить на себя руки, попытавшись повеситься на столбе электроопоры, но провод оборвался и девушку вовремя доставили в больницу, где команда врачей сделала все необходимое.

Приехавшая полиция вовремя остановила самосуд над маргиналами, успокоив толпу и арестовав группу насильников. Все члены семей насильников были выселены из лагеря, и они побрели пешком в сторону Эль-Мафрака, а сами насильники были отвезены в полицейский участок. Больше мы их не видели. После этого случая лагерь маргиналов старались обходить все: им в последнюю очередь доставались еда и хлеб, со временем еще около сотни семей уже добровольно покинули этот лагерь отщепенцев, как их здесь называли. Количество палаток там значительно снизилось, и они перестали пугать остальных обитателей лагеря, тем более что молодые сирийцы организовали своего рода патруль, который постоянно прогуливался на клочке земли, формально разделявшей лагерь на две части. В день приезда полиции я старался не высовываться из палатки, чтобы не попадаться им на глаза.