Владимир Удод - Статист

Роман поцеловал ладонь Людмилы, нежно отстранил от своих губ и произнёс:

— Я тебя прекрасно понимаю, а прощать мне тебя не за что. Ты ни в чём не виновата. Я благодарен тебе за то, что, пока я бегал по горам и пустыням, ты присматривала за мамой и ждала меня, сколько могла. Если бы меня не погнали со службы, то я бы до сих пор где-нибудь воевал. Горячих точек на мой век хватило бы. Тебе зачем такая судьба не жены и не вдовы? Нет, ты поступила справедливо по отношению к нам обоим, и тебе незачем каяться ни перед Богом, ни перед людьми. Уж если кому и каяться, то это мне. На рабе божием Романе грехов, как на собаке блох. Жалко — не верующий я. А может, время ещё не пришло.

Криницын снова наполнил бокалы и продолжил:

— Нет, всё-таки действительно прекрасное вино! Вроде не пьянит, а голову просветляет. Дай Бог здоровья дедушке Шалико и счастья семье Тамаза! Пьём до дна — у грузин так полагается.

Людмила не возражала. Осушив бокал, она подставила его для новой порции со словами:

— Растравил ты мне душу. Так и хочется сегодня напиться.

— И я готов тебя в этом поддержать, — весело заявил Роман, протянув руку к бутылке. — А давай будем говорить только о хорошем. Ведь было у нас и хорошее? Пусть мало и недолго, но было! Воспоминания о нём, как и твои письма, согревали меня там, далеко от дома, среди чужих людей. Может быть, я потому и выжил, что помнил только хорошее. Это была сильная мотивация. У кого её не было — раскисали и погибали. Ты мне часто снилась. Всегда ощущал тебя рядом. У моего напарника не было любимой женщины, и это его погубило. Он стал искать утешение в насилии. Мне это было противно. Я слегка подстрелил его. Нас обоих попёрли из армии. Мы ещё легко отделались. Я никогда тебе не рассказывал об этом, да и случая такого не было. Теперь вот прорвало на исповедь, и я рад, что могу тебе всё это рассказать. Мне ведь по душам поговорить не с кем. А хочется. Последние несколько лет я не жил. Происходило много чего, но это не жизнь. Потому что потерялся смысл. Мама умерла, ты ушла. Правда, я сдружился с Костей и помирился с отцом. Это, конечно, здорово. Но у них своя жизнь, а вокруг меня только проблемы. У них переживаний и за Костю выше крыши из-за его опасной работы. Меня там только не хватало. Ты не подумай, что я плачусь тебе в жилетку…

— Я так не думаю. Ты сильный, но очень одинокий. Только почему раньше ты со мной не разговаривал так, как сейчас? Мне, может быть, тоже не хватало откровенных разговоров с тобой. Ты то в госпитале, то где-то воюешь. Последний раз, когда ты лежал в госпитале, я в душе надеялась, что тебя комиссуют. Был такой грех. Думала, что тогда у нас жизнь наладится. А ты даже от положенного отпуска отказался и помчался на проклятую войну. Вот тогда-то и закралась мысль, что я у тебя нахожусь на задворках души. Быть третьей, пятой, десятой меня не устраивало. Как ты мог этого не понимать, знаток женской психологии и вин?

— Дурак потому что! Считал себя лучшим и незаменимым, что без меня ребята не обойдутся, а жена никуда не денется. И понял, что незаменимых нет, когда очутился на гражданке: в подразделении новые снайперы, а у жены новый муж. И все прекрасно справляются со своими обязанностями. Ну? Не дурак ли я?

— Хорошо, что сам это осознал. Теперь, когда женишься во второй раз, будешь бережно относиться к супруге. Жениться тебе надо, Криницын. Я тебе это уже не раз говорила.

— Жениться? А ты, пожалуй, права. Бросай своего олигарха и выходи за меня. А что, мы не чужие люди — даже фамилию тебе менять не надо.

— Соображаешь, что несёшь? Мы же договорились остаться друзьями.

— Друзьями, говоришь, а на брудершафт ещё не пили. Непорядок! Так, наливаем по полной, пьём до дна и закусываем поцелуем!

Роман наполнил вином бокалы до краёв, один подал Людмиле, другой взял сам, поднялся со стула и произнёс:

— Даже не думай возражать, а то не буду с тобой дружить.

— Ну, смотри, сам напросился, — ответила женщина, становясь напротив мужчины.

Заведя руку за руку, они медленно пили вино и смотрели друг другу в глаза. Потом, опустив пустые бокалы, нежно соприкоснулись губами. Видимо, между ними пробежала некая искра. Поцелуй затянулся, а затем из дружеского перерос в нечто большее. А после один за другим на мягкий ковёр бесшумно упали бокалы…

Гриневский с каменным лицом просматривал видеозапись в своём кабинете. На огромном экране телевизора можно разглядеть мельчайшие детали происходящего. И звук высокого качества под стать изображению. Даже слова, сказанные шёпотом, отчётливо слышны. Да, этот Куки своё дело знает. Не зря ест хлеб.