Михаил Ахманов - Наследник

- История с Барышниковым и Прохоровым его рук дело. И над Костей он измывался… Даром это не сойдет!

- Упрямый вы, - со вздохом сказал Сергеев. - Ну, найду я его, найду… Невеликий город Армут, поменьше Сан-Франциско… Найду!

Он ушел, а Каргин некоторое время прогуливался в лоджии, размышляя о загадочных талантах и возможностях Сергеева, подполковника в отставке, бывшего сотрудника КГБ. Или не бывшего? И не подполковника? Может, и не Сергеева вовсе? То, что он трудился на "варягов" - само собой, за приличные деньги - не означало, что круг интересов Сергеева этим ограничен, и что он не берет подряды на стороне. Такой искусник всем полезен, от нынешних российских структур безопасности до парагвайской разведки, думал Каргин, прохаживаясь от пальмы к фикусу. Ну, Парагваем он не соблазнится, а вот другие наниматели…

Шорох шин по асфальту отвлек его от этих мыслей. Он посмотрел вниз и увидел, как черный "ЗИМ" поворачивает с Рустам-авеню на Бухарскую. Рановато приехали, мелькнула мысль. Выбрать, проверить, сторговать, договориться об отправке - тут не два часа нужны. Или случилось что-то?

Предчувствия его не обманули.

Перфильев ворвался в офис с покрасневшим лицом и налитыми кровью глазами.

- Ну, Леха, история! Минбаши-то нашего того… Повесили или расстреляли, а может, по местному обычаю, за ноги к кобыле, и в степь… Преставился, в общем, минбаши! И два его помощника тоже! Официальным порядком, в двадцать четыре часа: следствие, суд и казнь за расхищение военного имущества. Один сержант остался, он и рассказал… Трясется весь, бормочет: через неделю приходи, нового начальника пришлют, тогда и лавочка откроется.

- Если опять откроется, тогда за что повесили? - с недоумением спросил Каргин. - Какая разница, этот минбаши торгует или другой?

- Не с теми, значит, торговал, - пояснил Перфильев. - Кстати, его и помощников гвардейцы казнили. Как, сержант не видел, но увели их хунвейбины из чеченской гвардии.

- А что ты встрепанный такой?

Влад оскалился.

- Да вот, понимаешь… Пока я с сержантом базарил, гвардейцы подвалили, двое, один чечен, а другой по-русски вовсе ни буб-бум. Кто, откуда, приехал зачем, что за машина у тебя, почему большая да черная, и все тому подобное… Потом чечен и говорит: я с тобой сделаю, что захочу. Денег дай, тогда отпустим! Ну, я дал.

- Много?

- До завтра не очухаются, - сказал Перфильев, потирая кулаки. Он собирался что-то еще добавить, но тут зазвонил телефон.

- Слушаю!

- Алекс, вы?

"Кто меня тут может Алексом звать?" - мелькнуло в голове у Каргина, но в следующий миг голос вспомнился. Прикрыв ладонью трубку, он шепнул Перфильеву: - Ягфаров! Иди в гостиную, к параллельному аппарату.

Потом произнес:

- Рад слышать вас, Райхан.

- Взаимно, мой дорогой. Завтра мы с вами увидимся - как обещалось, президент изволил вас пригласить. Точное время не назначено, явиться можете когда угодно, так как останетесь ночевать. Утром вас куда-то повезут, и думаю, что по воздуху. Полюбуетесь на наши горы.

- Хорошая новость. Куда ехать, Райхан? В Карлыгач?

- Нет, в Елэ-Сулар [55] Елэ-Сулар - Теплые Воды (тюркск.). . Место еще примечательней Карлыгача - большие пещеры в горах, а в них теплые озера. Целебные! Саид Саидович любит здесь отдыхать. Только…

- Да?

- "Кадиллак" к пещерам не пройдет, не развернуться ему на горной дороге, так что езжайте, Алекс, своим транспортом. За Кизылом второй поворот налево, у шестнадцатого километра. Никак не пропустите - вас там будут ждать проводники. - Помолчав, Ягфаров спросил: - Водитель у вас хороший, опытный? Там серпантин виляет, пропасть с одной стороны, а скалы с другой.

- Проедем, - сказал Каргин и распрощался.

Интермедия. Ксения

День, когда привезли Константина Ильича, и следующий за ним выдались суматошными. Пришел доктор, молчаливый и строгий, возился с костиной ногой, врачевал порезы, и Ксении казалось, что не медик у постели раненого, а художник-реставратор, снимающий страшную маску с его лица. Смыли остатки крови, наложили швы, и оказалось, что лицо у Кости хорошее, и даже пластырь и бинты его не портят. Не очень молод, думала Ксения, мотаясь туда-сюда с полотенцами и тазиками теплой воды, лет, должно быть, за тридцать, но для мужчины это самый возраст. Не молод, зато красив! Кто-то, быть может, не заметил бы этой красоты, сказал бы, что лепка грубоватая, скулы слишком широки, лоб упрямый, как у бычка, глаза запали и кожа бледная, точно у покойника. Но Ксения смотрела иным взглядом - тем, что бывает у женщины, успевшей настрадаться от злобы, жадности и похоти мужской и вдруг обнаружившей, что есть и другие мужчины, те, что не требуют, не покупают, а дарят.