Александр Лысев - Т-34. Выход с боем

– Да, это трагедия.

– Все, я больше ваши приватные разговоры не перевожу, – решительно заявил переводчик.

Во дворе скрипнули тормоза. Коломейцев выглянул в окно:

– Особисты приехали.

Старший лейтенант нервно поправил очки и развел руками в немой сцене. Всем своим видом он явно показывал – ну вот, пожалуйста, доболтались!

Из роскошного «Мерседеса» кремового цвета с открытым верхом выбрались майор и подполковник. В прошлом году они допрашивали Терцева после выхода из плена. Только были каждый на звание младше. Рядом остановился «Студебеккер» с автоматчиками.

– О, Терцев! Старый знакомый! – окинув взглядом присутствующих, проговорил подполковник. Он вошел первым.

Видимо, у Терцева настолько отчетливо читалась на лице иллюстрация к фразе «глаза бы мои вас не видели», что зашедший следом майор с иронией произнес:

– Вижу, как вы нам рады. И мы тоже с удовольствием вас приветствуем.

– Здравия желаем! – вразнобой отозвались танкисты и переводчик.

Особисты внимательно осмотрели пленного немецкого гауптмана, будто экспонат в музее. Затем майор заглянул в рюмку. Поднял ее к своему носу, принюхался.

– Вы что тут, водку с ним пьете? Совсем обалдели?!

– Оказываем медицинскую помощь взятому в плен раненому противнику, – чеканя каждое слово, отозвался Терцев.

– Помощь… Ничего себе, – проворчал майор.

– За комбригом послали? – поинтересовался у напарника подполковник.

– Да, но чего-то не торопится…

– Ничего-ничего, – с наигранной готовностью отозвался подполковник. – Мы сами зайдем, мы не гордые. – И, обратившись ко всем, распорядился: – Прошу во двор.

Майор распахнул дверь:

– Конвой! Вывести пленного!

Поднимаясь со своего места, Штиглер вскинул руку к виску. Надевший фуражку Терцев обозначил ответное приветствие.

– Нет, это что такое?! – подскочил к танкисту майор-особист. – Вы в своем уме?! Терцев, ты с ним еще, может, обнимешься на прощание?! Давайте пустите скупую мужскую слезу. Только смотри, как бы потом в одном и том же месте вдвоем долго плакать не пришлось…

– Пойдемте, пойдемте, – торопил подполковник, будто не замечая всего происходящего вокруг.

Хоть побледневший переводчик и молчал, Штиглер, пока его разворачивал к дверям конвоир, успел бросить на советских танкистов понимающий взгляд и чуть усмехнуться краешком губ…

Все выбрались во двор. Туда уже вышел из другого дома и командир бригады.

– Товарищ подполковник, – обратился к нему старший по званию особист, – получен сигнал, что в вашей бригаде расстреливают пленных. Будьте любезны, прокомментируйте данную информацию.

Комбриг изобразил на своем лице искреннее недоумение:

– Ошибка какая-то, товарищ подполковник.

Приехавшие гости из особого отдела придирчиво рассматривали стоявший чуть поодаль под конвоем экипаж подбитой «пантеры».

– Да вы сами посмотрите, – уверенно продолжил комбриг, указывая на немцев рукой. – Вот они в целости и сохранности, всем раненым оказана медицинская помощь. Ну какой мне смысл их перевязывать, чтобы потом расстрелять?

– Ага, помощь, – буркнул себе под нос майор и, щелкнув себя большим пальцем по шее, покосился на Терцева.

Его старший товарищ о чем-то раздумывал некоторое время, перекатываясь с пятки на носок. Затем отчеканил:

– Что ж, вопросов пока больше не имеем.

Проходя к своей машине, коротко распорядился:

– Пленных мы забираем на сборный пункт. Майор, займитесь!

Немцев под охраной загрузили в «Студебеккер». Уже выезжая со двора, майор-особист наклонился к своему старшему товарищу:

– Подозрительно все-таки этот Терцев общался с гауптманом. Может, проверим дополнительно?

Подполковник в задумчивости потер переносицу. Ответил серьезно:

– Проверь гауптмана. Не был ли замешан в военных преступлениях. Ну и прочее. И побыстрее. А Терцева… Нет, больше не надо. Все-таки не сорок первый год – сорок пятый. Не вижу смысла – они уже все доказали десять раз. Пора их оставить в покое.

И, чуть хлопнув майора по плечу, добавил уже полушутя:

– А ты молодец! Научился работать. Поначалу-то таким адвокатом был, а?

Майор позволил себе чуточку улыбнуться самым уголком рта.

Комбат с Коломейцевым долго смотрели вслед уехавшему «Студебеккеру», пока не подошел Ветлугин. Тряхнув полной флягой, напомнил:

– Немцу-то мы налили. А себя обидели.

– Себя обижать нельзя, – философски заметил Витяй.

– Пойдем исправлять, – распорядился Терцев. – Немедленно!