— Ты что, под асфальтовый каток попал?
— Угу, — прогнусавил Михаил Иванович, серьезно подозревавший, что у него сломан нос. — На алкашей нарвался. Пришлось «штуковину» применить.
— Во, холера… Ты весь в крови, иди умойся, я сумку распакую.
Боровиков вышел на веранду, а Садальский, расстегнув молнию, принялся выставлять на стол принесенные им продукты. Сразу же он порезался — одна бутылка водки оказалась разбитой вдребезги, а все остальные заляпаны перепелиными яйцами: пакет порвался, и внутренности сумки напоминали большую яичницу.
— Твою мать, — только и сказал Садальский, обтирая тряпкой бутылки и закуски.
В комнату вошел Боровиков, делая безуспешные попытки втянуть воздух опухающим прямо на глазах носом.
— Ну что, целые бутылки есть? Или сухой закон до завтра?
— Одна разбилась… Ты вообще герой, бля… Но яичницы не будет, точнее, она уже есть.
— Ладно, колбасой закусим. Там вроде еще корейские салаты остались…
В четверг спозаранку компаньоны с трудом продрали глаза и, решив не опохмеляться, завели наконец разговор о том, как же им быть дальше.
— Тут оставаться не имеет смысла, — гундосил Боровиков, прикладывая к распухшему носу платок, намоченный в ледяной воде. — Кто за нами? Кацнельсон? Так его люди видишь как облажались. Кто-то их за минуту положил, а куда мальчишка делся, до сих пор непонятно. Так что Гриша нам не подмога.
— А мы при чем? Это же они лоханулись, а не мы, — возразил коммерческий директор. — Он нам еще должен! За то, что пацана не уберег. Даром мы, что ли, бешеные бабки ему отсыпали? Но дело не в этом. Ментов мы можем не бояться, Грымза не докажет, что ее сыночка мы увели и мужа грохнули. А на киллера твоего они в жизнь не выйдут. Свидетелей больше нет.
— Стас, не будь хоть ты лохом! — Боровиков скривился, как будто проглотил что-то горькое. — Если один человек знает, то и сто могут узнать. Васнецова нет, но Юлька такой хай поднимет, что хоть святых выноси. Надо было ее в первую очередь убрать, прямо в рыбном магазине.
— Надо было, надо было… Не надо было жадничать! Ну, обувал он нас, но не нищенствовали же! На паперти не просили! А теперь сидим в полной сраке, и сидеть нам до конца жизни.
— Не кипешись, Стас, — урезонивал приятеля Михаил Иванович. — Я тебе говорю: поехали! Что ты здесь забыл? Подожди, — прислушался он, — кажется, труба поет… Где твоя мобила?
Трубка нашлась под подушкой.
— Номер Кацнельсона пробился, — сказал Садальский, взглянув на экран трубки. — Будет что-то новое. Просто так он не позвонил бы.
— Это я, — сказал банкир. — Тут выяснилось кое-что. Насчет воскресного дела.
— Не томи, излагай быстрее!
— Короче, есть один бандит, он это и сделал. Теперь вас ищет.
— Зачем?
— Договориться хочет. Короче, записывайте телефон, это кто-то из его людей. Да, его зовут Гуссейн. Звоните, забивайте стрелку.
— А ты что посоветуешь?
— У вас что, выбор есть? Это очень крутой бандюган, сразу говорю. Вам стоит под него лечь, тем более в свете последних событий. Все, конец связи.
Садальский и Боровиков переглянулись.
— Ты слышал что-нибудь про этого Гуссейна? — спросил технический директор.
— Краем уха. Лично, как ты понимаешь, незнаком.
— Обдерет он нас как липку…
— Не без этого, — грустно кивнул Садальский. — Ну что, давай забивать стрелку… Тьфу, блин, скоро сами на фене заговорим, как блатные.
Полдня телефон, продиктованный Кацнельсоном, то был занят, то не отвечал. Компаньоны теряли терпение. Наконец в трубке послышалось:
— Алло, вас слушают.
— Мне нужен Гуссейн, — хрипло сказал Садальский.
— Кто вы?
— Представители фирмы «Дорога ЛТД».
— Подождите. Я поговорю с боссом… Он сказал, чтобы вы перезвонили вечером. Он с вами встретится. Вы в Москве?
— Нет, в двух часах езды.
— Тогда выезжайте и будьте наготове. Босс ждать не любит.
В семь часов вечера «Лада», за рулем которой сидел Боровиков, остановилась возле неприметного дома на улице Мусы Джалиля. У подъезда маячила фигура братка, который, увидев подъехавшую машину, призывно махнул рукой. Через несколько минут Садальский и Боровиков оказались в большой квартире, видимо полученной путем слияния нескольких смежных. Их сразу провели в комнату, где, кроме тахты и низенького столика, не было никакой мебели.
— Присаживайтесь, — показал рукой на пушистый ковер здоровенный азербайджанец, лежавший на тахте. — С чем пришли, уважаемые?
«Соратники», переглянувшись, принялись устраиваться на полу. Боровиков сел по-турецки, Садальский прислонился к стене, вытянув затекшие в машине ноги.
Читать дальше