Сергей Зверев - Арктическое торнадо

– Да, это надо сделать, – кивнул Лимберг, он же Сереседа. От его апатии не осталось и следа, он вновь был полон энергии. – И я тебе в этом помогу.

– Неужто ради престижа родной страны? – уточнил Фернандес, убирая пистолет в кобуру.

– В основном ради собственной совести, – отвечал Лимберг.

То ли здесь действительно недавно прошел дождь, то ли в сельве всегда было так сыро, только дорога, на которую свернул джип Лаврова, была раскисшая; машина елозила по колее, норовя то и дело съехать в кювет. А еще она все время петляла из стороны в сторону и часто ныряла в овраги. На подъемах мотор натужно ревел, грязь летела из-под колес.

Так они ехали час, пошел второй – и тут дорога стала ровнее, лес реже, за деревьями замелькали открытые участки.

– Подъезжаем к деревне, – сообщил Мануэль. – Это Тарма. Вон за тем поворотом покажутся первые дома.

– Может, мне остаться здесь? – предложил Лавров. – Чтобы деревенские не видели чужака. А ты поедешь один, а потом за мной вернешься.

– Нет, это плохой вариант, – покачал головой бригадир. – Они догадаются.

– Как? – удивился майор.

– Не знаю, но догадаются, – настаивал Мануэль. – В сельве индейцы знают все. Может, им духи леса говорят, может, кто еще. Не надо хитрить – так будет только хуже. Поедем вместе.

Они миновали поворот, и перед ними открылась деревня. Деревянные дома стояли довольно далеко один от другого. Лишь некоторые были крыты шифером и черепицей, большинство довольствовалось связками камыша и тростника. Посреди улицы в грязи копошились мелкие черные куры и такие же черные поросята, здесь же играли дети. «Все как у нас где-нибудь в глубинке, – подумал Лавров. – Только хрюшки другого цвета».

Они проехали несколько домов, потом возле одного дома – на вид он ничем не отличался от других – Мануэль велел майору остановиться.

– Здесь живет старейшина, – объяснил он. – С ним и надо говорить. Идем.

– Но почему обязательно сразу со старейшиной? – удивился Лавров. – Может, лучше найти какого-нибудь говорливого мужичка, поболтать… налить чего-нибудь покрепче… у нас же спирт вроде есть?

– Может, у вас так принято, а у нас нет, – отрезал Мануэль. – Сначала надо выразить уважение старейшине. Если он не захочет с нами говорить, то никто не будет. Сейчас мы войдем. Садись, только когда предложат. Поздоровайся, а потом молчи. Говорить буду я. Понятно?

– А надувать щеки и двигать усами можно? – осведомился Лавров.

– Какими усами? – Мануэль так удивился, что даже остановился на полдороге. – У тебя же нет усов!

– Ладно, я так – просто пошутил, – объяснил Лавров. – Я понял: надо молчать.

Мануэль постучал в дверь, подождал немного, потом шагнул внутрь. Лавров двинулся за ним.

В хижине было полутемно. Когда глаза привыкли к темноте, Лавров разглядел ее внимательнее. Внутренность дома была ничем не разгорожена. В одном углу был сложен очаг; сейчас в нем горел огонь, и пожилая индианка перемешивала что-то на большой сковородке. В другом углу хижины помещалась постель, в третьем – ткацкий станок. Посредине стоял стол, возле него несколько скамеек. На одной из них сидел старый индеец. Видимо, это и был старейшина. Лаврова поразили его глаза – очень живые и зоркие; они составляли контраст с лицом старика, покрытым глубокими морщинами.

Мануэль произнес два слова на незнакомом Лаврову языке. Майор понял, что его спутник поздоровался, и произнес «buenos dias!». Старик ответил неожиданно звучным голосом; при этом Лаврову показалось, что он вовсе не открывал рта. Затем хозяин произнес еще несколько слов и сделал приглашающий жест. Майор понял, что им разрешили войти и сесть. Он сел на одну из лавок возле стола и стал слушать.

Мануэль говорил, по-видимому, на языке индейцев чибча – Лавров не понимал ни слова; лишь несколько раз промелькнуло знакомое слово «руссо», при этом Мануэль показал в его сторону. Майор отметил, что бригадир, обычно разговаривающий весьма экспансивно, на этот раз старается быть сдержанным: не размахивает руками и говорит не торопясь.

Беседа продолжалась уже минут десять, и Лавров так и думал, что она закончится без его участия; он только гадал, сумеет ли Мануэль о чем-то договориться со старейшиной.

Но вдруг бригадир повернулся к Лаврову и сказал:

– Теофило – так зовут старейшину – хочет сам тебя кое о чем спросить.

Старый индеец взглянул на майора своими пронзительными глазами и спросил по-испански: