Дмитрий Дубинин - Код Гагарина

Вечер немного был подпорчен визитом Эльвиры. В лице Татьяны она видела потенциальную прихожанку, а я не скрывал того, что мне подобная перспектива не очень нравится. Судя по всему, Эльвира и на работе пыталась ненавязчиво прополоскать Тане мозг, но ей того было мало, потому она и притащилась к нам. На этот раз я не стал ретироваться, наоборот — уселся во главе стола, выдул три стакана чаю и сожрал не меньше половины выставленных Эльвирой пирожных. При этом я, не позволяя женщинам взять контроль над беседой, стрекотал сорокой радостной на тему продажи машины, договора аренды, перспективной работы и (вот тут сам черт дернул меня за язык) моих хороших отношений с иностранными арендаторами.

Дело закончилось тем, что Эльвира отправилась восвояси, будучи уже совсем в негативе от общения со мной, Таня заявила, что я излишне самоуверен и нагл. Это не помешало мне закончить вечер на мажорной ноте, напротив — свою самоуверенность и наглость я с удовольствием в очередной раз доказал Татьяне. Уже будучи в постели.

Рядом с крашенными в темно-зеленый цвет стальными воротами (которыми покойный Танин родственник очень гордился) человек явно таджикской наружности приделывал большую металлическую вывеску:

За действиями таджикского человека очень внимательно и очень неодобрительно наблюдала стоящая на улице Лидия Степановна. Одетая, как и позавчера, в дачную униформу, она глядела то на табличку, то по сторонам, высматривая потенциальную собеседницу. Я сидел в машине, стоящей поодаль и надеялся, что именно сейчас Лидия Степановна не обратит на мое авто внимания и не станет ко мне приставать, требуя объяснений — мне очень не хотелось общаться с соседкой. Но сколько еще придется тут торчать? Миссионеры ждут меня для решения некоторых текущих вопросов, через пару часов мне нужно будет ехать на просмотр грузовика… Да и вообще.

Ожидания Лидии Степановны были очень скоро вознаграждены. Вдоль забора передвигалась незнакомая мне бабушка в белом платке, сером плаще и защитного цвета рюкзачком на спине — наверное, приехала на автобусе поковыряться в земле. Уж не знаю, знакомы ли были пожилые женщины между собой, но обсуждать новшества они принялись очень активно. Ухо отдам на отсечение, что новшества эти им совсем не нравились. Наверняка слова на вывеске казались им идеологически невыдержанными, а внешность чернявого таджика — ужасно подозрительной. Но не это главное. Главное — то, что хозяин дачи (в данном случае — я) вышел за рамки приличий и, вместо того, чтобы по выходным заниматься квадратно-гнездовыми посадками, затеял извлечение нетрудовых доходов. А такие вещи, сами понимаете, не прощаются в силу определенных традиций.

Бабушка, видимо, слегка притомилась — судя по ее жестам, она принялась доходчиво намекать, что ей надо тащить свой рюкзак дальше. Лидия Степановна вняла (ну и ладно, пар-то выпустила). Собеседницы попрощались и разошлись. Таджик закончил свою работу и, оценивающе поглядев на дело рук своих, скрылся на участке, пройдя через дверь рядом с воротами. Дверь, кстати, была уже «облагорожена» — заново покрашена и снабжена массивной вращающейся ручкой.

Я набрал номер Бэрримора, и вскоре обе воротины (без обычного скрипа, надо отметить!) открылись, впуская мою машину на территорию.

Н-да, американцы взялись за дело с размахом! На участке кипела работа. Три человека той же таджикской наружности приводили в порядок фасад и крыльцо здания, две их соплеменницы буквально ползали по территории. Не знаю уж, что они там делали — я ведь вроде выкосил всю растительность, включая, наверное, и столбики для поддержки кустов. Но факт остается фактом — не прошло и двух дней, а дом и участок, ранее выглядевшие как обычная постсоветская дача, стали постепенно приближаться к декорациям голливудского фильма. Можно было долго еще поражаться этому обстоятельству, но лучше порадоваться; если даже через какое-то время миссионеры съедут, наверняка моя недвижимость будет выглядеть гораздо лучше, чем если бы я почему-то вдруг решил ее не сдавать.

Мы с Бэрримором тепло поздоровались, и «брат Ричард» провел меня внутрь дома, где большая комната первого этажа — «каминная» — готовилась под молитвенное помещение. Миссионеры теперь были без пиджаков, и свои странные грубые рубахи они сейчас носили навыпуск — в голове у меня пронеслось старинное слово «власяница». В такую же власяницу навыпуск была облачена и сестра Кэсси; мешковатая одежда надежно скрывала все возможные особенности фигуры мисс Роузволл. В отличие от брата Дэвида, который тоже радушно меня приветствовал, женщине я почему-то совсем не нравился. Смотрела она на меня примерно также, как Эльвира, то есть, излишне сурово и даже чуть презрительно, что меня, сами понимаете, задевало и слегка коробило. Про себя я подумал, что надо будет дома внимательно рассмотреть свою физиономию, с тем, чтобы разобраться — чего же в ней появилось такого, что стало вызывать подобную реакцию у женщин. Ну не было ведь подобного раньше! Не мог же я постареть или обрюзгнуть за несколько дней вынужденного безделья и валяния дома на диване!