Александр Тамоников - По следу кровавого доктора

Севернее Аушвальда, в местечке Лядны, немцы пытались провести контрнаступление. Они ударили на рассвете со стороны городка Венцен. Двум десяткам танков, поддерживаемым пехотой, удалось рассечь наши подразделения, застрявшие в польском бездорожье, и продвинуться на несколько километров.

Но развить успех они не смогли. Советское командование бросило в эту брешь гвардейский стрелковый полк, усиленный танками и артиллерией. Через несколько часов линия фронта была восстановлена.

Немцы отступили без паники, в организованном порядке. Но у майора Никольского имелось опасение, что с этими частями могли соединиться его подопечные, бегущие из леса. В таком случае выходило, что все жертвы были напрасны.

Раненых оперативников и красноармейцев доставили в Аушвальд, отправили в санчасть.

Как-то не похоже было на то, что лагерь смерти, овеянный мрачной славой, будет уничтожен. Всеми делами здесь отныне распоряжался НКВД. Сюда невесть откуда доставляли пленных немецких солдат, имеющих жалкий вид. Их загоняли в уцелевшие бараки, помещали под охрану.

Те прежние узники, которых особисты посчитали неблагонадежными, оставались в лагере. Условия их содержания мало изменились.

Стучали топоры. Тяжелые грузовики доставляли дизельные и бензиновые генераторы. Павлу даже думать не хотелось о том, что именно власти собираются устроить на освободившихся «полезных площадях».

Никольский покинул санчасть через несколько часов, решил что ему нечего там делать. Он валялся на кровати в бывшем общежитии гостиничного типа для господ эсэсовских офицеров и важных командировочных. Иногда майор заглядывал в канцелярию, выслушивал доклады.

Доктор Мендель как в воду канул. Солдаты обшаривали все берлоги, подозрительные ямы, дважды выходили на сомнительные следы, но они обрывались.

Линия фронта отодвинулась на запад. В окрестные деревни устремились польские переселенцы из центральных и восточных областей страны. Много народа было из Галиции, измученной бандеровским террором. Все эти люди будто висели на хвосте у Красной армии. Стоило ей отбить у немцев какую-нибудь пустующую деревню, как назавтра в ней уже что-то строилось.

Связь с армейской контрразведкой отсутствовала. То ли связисты портачили, то ли отдел переместился. Вестей не было ни от полковника Максименко, ни от его заместителя майора Гарбуса.

Майор пребывал в каком-то отвратительном подвешенном состоянии. Он знал, что сейчас решалась его судьба.

К концу дня на территорию лагеря въехала черная «эмка» и встала у крыльца канцелярии. Через несколько минут в общежитие вошли три осанистых офицера с каменными лицами.

Павел поднялся, оправил гимнастерку. Он уже все понял.

— Майор Пархоменко, следственный отдел армейского управления СМЕРШ, — представился старший из них и козырнул. — Вот ордер, товарищ майор. Мне приказано вас задержать и поместить под стражу за халатное исполнение своих обязанностей и преступное промедление. Мне очень жаль, товарищ майор. — Пархоменко помедлил, под его каменной невозмутимостью все же скрывалась толика смущения. — Но это приказ подполковника Петровского.

— Не жалейте, майор, — проговорил Павел. — Уж лучше такой исход, чем изматывающее ожидание. — Выполняйте свои обязанности. Вам приказано доставить меня в штаб армии?

— Нет, товарищ майор. Нам приказано предъявить вам ордер и поместить под стражу здесь, в лагере Аушвальд. Позднее вам зачитают обвинение и отвезут на допрос. Сдайте, пожалуйста, оружие, документы и ремень.

— Подходящих местечек здесь хватает, — заявил Павел. — Сочувствую, майор, вам вовсе незачем было проделывать столь долгий путь. Достаточно было позвонить, и я сам ушел бы в камеру. Кто-то боится, что я сбегу?

Офицеры вели себя тактично, но это не способствовало поднятию настроения новоиспеченного арестанта. Они препроводили его в подвал под лагерной канцелярией. Там у немцев имелись весьма уютные пыточные камеры и несколько зарешеченных мешков. Это был глубокий бетонный подвал, где почти отсутствовало освещение. Только лампочки на входе и в дежурке. Охранники включали фонари, чтобы загнать заключенных в тесные камеры. Каждый мешок был рассчитан на одного сидельца.

У стены имелось что-то вроде узких нар. Они обнаружились, когда Павел чуть не сломал о них колени. Он сидел в полумраке, сжимал ладонями виски и слышал, как невозмутимый охранник запирает засов.

За решеткой поблескивал коридор, залитый бетоном. От пола отражался свет далекой лампы. Угадывались очертания камеры напротив. Подвал уже не пустовал, кряхтели люди и справа и слева.