Николай Иванов - Тот, кто стреляет первым

Лена тянула время, ждала от него каких-то слов, но что можно говорить, когда ты по уши в дерьме, когда сражен изуверским, идеально выверенным приемом – упреком за постель? Ибо против всего остального можно бороться, что-то доказывать и переиначивать. Оценивать же себя с позиций мужских способностей – это уподобиться чванливым самоуверенным молокососам, рассказывающим о своих подвигах в подъездах. И даже если ее фразы вырвались от отчаяния или с расчетом, он-то теперь знает, что думают о нем на самом деле…

– Но ты не пропадай, ладно? Звони, – зачем-то попросила Лена, уже набросив курточку.

Нет, он не пропадет – он просто исчезнет из ее жизни. Он слишком любил ее, чтобы делать вид, будто ничего не произошло. Это нужно не иметь совести, чтобы, зная к себе подобное отношение, не сгорать от стыда, продолжать улыбаться. Тем более, если рядом с ней появился мужчина, которого она полюбила. У которого она просыпается на плече и который не кувыркается…

Оборвал себя, не позволив даже в мыслях скабрезности по отношению к Лене. При расставании виновным должен остаться один – чтобы другому, любимому, жилось легче.

Прикрыл глаза:

«Прощай».

«Прости».

«Мне больно».

«Мне тоже».

«И все равно никогда не стану отрицать, что ты меня всегда влекла и как женщина. А тебя умоляю: больше никогда не попрекай мужчину постелью».

«Каких же глупостей я тебе наговорила! Надо было все же как-нибудь по-другому…»

«Но зачем терпела рядом, почему не сказала сразу?»

«Не смотри так, иначе я расплачусь и… никуда не уйду».

«Да, конечно, я не смею тебя удерживать. Ради Бога, уходи, мне хочется остаться одному».

«Ты плачешь? Умоляю, не надо. Ты же сильнее меня».

«Ты плачешь? Теперь-то чего мокрить глазки, если все у тебя определилось».

«Я не понимаю, что ты говоришь. Мне остаться? Скажи – остаться?»

– Не заблудишься? – совсем потеряв нить ее размышлений, как можно беззаботнее отпустил ее от себя Сергей.

– Ты учил, что надо заплакать и подойти к дяде милиционеру.

«Да нет, оказывается, учил не только этому», – грустно усмехнулся Сергей, у которого заевшей пластинкой крутилось в голове: неужели в самом деле только позы, только постель?! Только Ленин, утюги, верба?

А, собственно, что еще было? Что еще могло быть, если их встречи можно пересчитать по пальцам? Какие могли быть театры, выставки, если хотелось остаться вдвоем, растерзать «конкуренток», самому уснуть на ее плече! Только и требовалось – чуть-чуть подождать, и все иное тоже обязательно пришло бы…

– Что-то не так? – больше не доверяя официантке, подошел к ним хозяин кафе.

– Все не так, – кивнул Сергей, но грузин четко уловил, что грусть клиента никоим образом не относится к его заведению, и с полупоклоном исчез.

Исчезла в проеме двери и Лена. И уже не видел Сергей, как зарыдала она на улице почти в голос, заставив одних прохожих шарахнуться от нее, других – предложить помощь. Но кто может помочь женщине, расставшейся с любимым и единственным? Потому что не было у нее никаких мужчин, никаких тренеров, да еще работающих с детьми. Придумала все на ходу, и ради одного: освободить от терзаний самого желанного и самого близкого человека. Не дать ему бросить, оставить около замерзшей колонки и в неотапливаемом бараке ту, с кем худо-бедно, но прожил более двадцати лет. Останься человеком и офицером, полковник Серышев. Был бы ты разведен – сама бы боролась за свою любовь. Но раз нет – остается бороться со своими чувствами. Но какая же это глупость, какая несправедливость в жизни!

Она что-то еще говорила себе, убеждала и тут же сомневалась. В какой-то момент почувствовала, что силы и решительность оставляют ее, еще минута – и она вернется. Сергей рассказывал про точку возврата в море, минуя которую уже не можешь вернуться обратно. Обратно хотелось, хотелось безумно, но чтобы этого не произошло, перебежала улицу, отрезая себя от кафе и прошлого потоком машин. Все у нее в жизни начиналось с нуля, все вернулось к поезду, с которого она шла с тяжеленной сумкой, и морской полковник, ни слова не говоря, отобрал у нее поклажу и пошел рядом. И был рядом два года, два безумных года любви и счастья. И что он может подумать о ней после всего услышанного?

– Извините, вы плачете, потому что вам кого-то жалко? – Перед ней уже давно стоял парень в спортивной форме. Тренер? Жизнь преподносит ей еще один шанс, который она только что сама и выдумала? Парень улыбался, готовый проявить участие – она уже знает, что останавливаются около тех, кто понравился…