— Короче, пожалуйста, — попросил Алексей. — У вас еще будет возможность озвучить свою полную исповедь. Когда вас посетила мысль о том, что стоит поменять неуютный барак концлагеря на комфортную казарму для предателей?
— Я не… — Перебежчик сокрушенно вздохнул, махнул рукой. — Как хотите. Я, наверное, заслужил. Примерно год назад, весной сорок второго. Немцы тогда усилили работу среди военнопленных, искали лояльных, согласных сотрудничать. Выбирали здоровых, которые могли хорошо обучаться. Предпочитали тех, у кого были раскулачены родители, экспроприирована собственность, кто имел родственные связи с белогвардейцами.
— У вас имеются такие связи?
— Что вы, откуда? — Гуляев усмехнулся. — Потомственный заводской парень, жениться собирался, да не успел. Со мной беседовал некий гауптман по фамилии Шлемберг. Да, как ни странно, я запомнил его. Он был вежлив, убедителен. Сначала, впрочем, настойчиво выяснял, не еврей ли я. Смешно, право. Потом обещал мне почетную службу в рядах истинных русских патриотов, золотые горы после победы, почет и уважение, а в случае смерти — вечную память от благодарных жителей угнетенной России. Мне было плевать на все это, я хотел поскорее попасть к своим. Конечно, вы можете мне не верить.
— Кто руководил школой?
— Полковник Вильгельм фон Кляйст. Все называли его бароном.
— Хорошо, достаточно. Когда вас привезли в эту школу?
— В ноябре. До этого несколько месяцев держали на разных фильтрационных пунктах, в каких-то промежуточных лагерях, где обращение было чуть лучше, чем в концлагере. Меня поселили в четвертом блоке, без права выхода в город. Готовили по программе агента глубокого залегания. Мы изучали взрывное дело, психологию, криптографию. Я был расстроен, ожидал не этого. Обычная подготовка диверсанта продолжалась два-три месяца, но я попал совсем в другую команду. Моего согласия никто не спрашивал. Меня готовили для долгосрочной работы в тылу Красной армии.
— Вы помните своих преподавателей, курсантов, с которыми сидели в одном классе?
— Да, конечно.
— Подойдите, если вам нетрудно. — Капитан разложил на столе личные дела так, чтобы перебежчик видел только фотографии. — Внимательно посмотрите, Глеб Максимович. Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
Перебежчик вытянул шею, всмотрелся до мокроты в глазах. Было видно, что он реально хочет помочь, узнать кого-то на этих снимках. Этот человек был разочарован не меньше, чем офицеры контрразведки. Гуляев сокрушенно вздохнул, пожал плечами. Мол, видит бог, я на самом деле хотел помочь.
«А там ли мы копаем?» — вкралась предательская мыслишка в голову капитана.
— Нет, не знаю, извините, — пробормотал Гуляев. — Но в этом нет ничего странного, гражданин капитан. Эта школа была довольно крупной, с серьезной учебной базой. В ней имелись два закрытых блока с отдельными входами и выходами. Мы понятия не имели, кто там обучается и что вообще происходит.
— Вы действительно хотите искупить свою вину перед Родиной? — Алексей испытующе посмотрел на перебежчика.
Тот закивал, сделал умоляющее лицо.
— Хорошо, Глеб Максимович. Возможно, вы не совсем потеряны для нашего общества. Мы предоставим вам возможность загладить свою вину. Этой ночью спать вы не будете. Вам выдадут бумагу, карандаши, и вы подробно, без вранья, опишите все, что видели в этой школе. Руководство, преподаватели, курсанты. Имена, фамилии, приметы, в том числе особые. Какие группы куда направлялись, достижения и неудачи выпускников. И так далее. Вы же неглупый человек, представляете, что интересует советскую контрразведку? Изложите все, что вы знаете о бароне фон Кляйсте. Как выглядит, где живет и тому подобное. Не спешите, составьте план. Ночь длинная, все успеете. Я распоряжусь. Завтра вам дадут выспаться. Приступите через полчаса. А пока посидите в соседнем помещении. Часовой!
В коридоре послышался топот, всунулась знакомая физиономия.
— Задержанного в соседнюю комнату! — распорядился Алексей. — Держать, пока не прикажу вернуть. Сколько вас там?
— Четверо, товарищ капитан.
— Вызови начкара, пусть усилит охрану. С Гуляева глаз не спускать. Рукам воли не давать. Двое пусть останутся в коридоре. Доставить второго задержанного.
— Слушаюсь, товарищ капитан!
Через пять минут конвоир втолкнул в комнату Лизгуна, несостоявшегося капитана Знаменского. Он выглядел не лучше Гуляева. К этому парню правило «без рукоприкладства» не относилось. Физиономия его опухла, глаза воспалились. Он смотрел со злостью, хотя и не пытался вырваться. Руки, связанные за спиной, все равно не позволили бы ему это сделать. Лизгун стоял, покачиваясь, посреди комнаты, таращился щелочками глаз.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу