Александр Тамоников - Один против Абвера

— Орел! — одобрительно заметил Левторович. — Он что у вас там, парни, мордой о стенку бьется?

— Виноваты, товарищ лейтенант! — заявил конвойный. — Хамить изволил. Пришлось объяснить, что нельзя этого делать.

— Ладно, свободен, — сказал Саблин. — Ждите в коридоре.

Недолгое время он задумчиво созерцал диверсанта, потом поманил его и спросил:

— Раскаялись, господин Лизгун? Пересмотрели свое поведение и готовы сотрудничать с великодушной Советской властью?

— Знаю, какие вы великодушные, — прохрипел Лизгун. — Сначала запытаете невинного до полусмерти, заставите сознаться в том, чего он не делал.

— Про невиновного — это сильно, — не сдержался Казначеев. — Товарищ капитан, можно я ему в морду дам? Для разогрева, так сказать.

— Замерз? — осведомился на него Алексей. — Напрасно вы так, господин Лизгун. Можете, конечно, встать в позу. Тогда расстрел неминуем уже сегодня. Допускаю, вы не очень привечаете власть большевиков. В конце концов, это ваше право. Но стоит ли умирать за бесноватого фюрера? Самому-то не смешно? Вы идиот?

— Чего вы хотите? — Лизгун шаткой поступью приблизился к столу.

— Хорошенько посмотрите на эти фотографии. Если узнаете кого-то, то это пойдет вам в плюс.

Диверсант скептически пожевал губу, нагнулся над столом, стал скользить воспаленными глазами по некачественным снимкам.

Алексей без отрыва на него смотрел. Видит бог, узнай кого Лизгун, капитан понял бы это.

— Не знаю никого, — сказал Лизгун. — Это же ваши все.

— Внимательно посмотрите. Возможно, один из этих людей имеет отношение к вашей школе.

— Не вижу такого, — проскрипел Лизгун.

Этот гаденыш не врал! Он действительно не знал. Да и какой ему резон сейчас брехать? Надо очки набирать, чтобы злые контрразведчики не пристрелили его в подвале.

Капитан украдкой переглянулся со своими подчиненными. Вся компания не скрывала разочарования. Хотели, не утруждаясь, выполнить поставленную задачу? А придется, черт возьми, поработать. Да не тем, чем всегда, а головой!

— Часовой, введите первого задержанного!

Арестанты исподлобья разглядывали друг друга. Ничто не дрогнуло в их пасмурных изможденных лицах.

— Что скажете? — непонятно к кому обратился Алексей. — На этот раз знакомое лицо?

— Да, я видел этого человека, — чуть помедлив, сообщил Гуляев. — Его трудно узнать, раньше он был не такой. Орал, сука, на своих же, руки распускал, мог по башке настучать за любую провинность. Лизгун его фамилия, гражданин капитан. Имени-отчества не знаю. Офицером был в РККА, пока в плен не сдался. Обучался по стандартной программе разведчика-диверсанта, был чем-то вроде старосты группы. Немцы назначили за проявленные рвение и усердие. Боялись его курсанты, злой он был, орать любил, по ногам палкой стучать. Проводил занятия по рукопашному бою, по стрельбе, помогал немецким преподавателям, с которыми общался по-свойски. Он в нашем блоке не появлялся, поэтому не могу о нем много рассказать, так, со стороны наблюдал. Но когда школа эвакуировалась, его и половины людей, с которыми он занимался, там не было. Кто-то мне сказал, что их уже в советский тыл забросили.

— Правильно сказали, — согласился Алексей. — А вы, Лизгун, узнаете этого человека?

— Да, наш он, — сказал диверсант, поморщился и отвернулся. — Лицо знакомое. Там много таких гавриков бегало. Все они присягу на верность фюреру принимали, божились до конца своих дней самоотверженно бороться с большевиками, защищать высокие ценности великой Германии. Так что вы особо его не слушайте. Мол, раскаялся, хочу искупить вину.

— Молчал бы, падла! — Гуляев побледнел, стиснул кулаки. — Это ты, сука, был идейный, Советы ненавидел, коммунистов презирал. Да еще сам по себе садист. В Красной армии таким поганцам, как ты, развернуться не давали. А я нормальный человек, для того и пошел к немцам, чтобы сразу к своим сбежать, как только случай подвернется.

— Все, достаточно! — Алексей захлопнул папку. — Почесали языками, и будет. Лизгуна в камеру! Гуляев — писать сочинение на вольную тему!

Глава 5

Офицер особого отдела взгромоздил локти на столешницу и неприязненно разглядывал посетителя.

Минуту назад из помещения выскочил бледный как смерть сержант Рабоче-крестьянской Красной армии и стрельнул у Алексея папиросу. В нормальном состоянии никакой боец такого не сделал бы. Негоже рядовому составу стрелять курево у офицеров. Но этот парень был жутко расстроен, плохо понимал, что делает. Саблин дал ему папиросу, сочувственно похлопал по плечу и проводил глазами.