Александр Тамоников - Палатка с красным крестом

Колонна пылила по дороге. Время поджимало. Этот район контролировал «Фронт ан-Нусра» — злейший враг после «Исламского государства». Последнее выдыхалось, воевало без прежнего азарта, отдавало территории, несло потери и имело серьезные сложности с пополнением рядов живой силой. «Ан-Нусра» же крепла, начинала доминировать над теми, кто выступал против Асада. Ее клешни расползались по всей Сирии. Эти наглецы даже начинали нападать на российские подразделения и подвергать обстрелам базы ВКС. Их мобильные части напоминали армию Нестора Махно. Они неведомо откуда брались, непонятно куда пропадали.

Майор угрюмо смотрел на клочки растительности, мелькающие за окнами. Мимо проплывали шапки покатых холмов. Неприятных встреч спецназовцы не ожидали, но к проблемам приготовились. Пробраться с заднего сиденья в кузов — пара пустяков. А там пулемет Калашникова с сошками, ПТРК в сложенном виде, два противотанковых гранатомета РПГ-7. Сумасшедшим надо быть, чтобы отважиться на нападение. Но в том-то и проблема, что в современной Сирии нет нехватки таких вот персонажей.

Из головной машины поступило сообщение: пыль на дороге, встречный транспорт. Майор Рязанов принял решение. Глупо вступать в бессмысленный бой, не зная сил и намерений противника. Кто там едет?

— Все за холм! — приказал он в рацию.

Серега Ефремов выкручивал баранку, съезжая на равнину. До холма — сотня метров. Первый пикап шел параллельно. Через двадцать секунд обе машины ушли за возвышенность и встали посреди солончака. Наблюдатели покинули салоны.

Через пять минут по дороге прогрохотала колонна: четыре микроавтобуса, древний советский бронетранспортер, явно позаимствованный террористами у сирийских военных, два джипа, набитых вооруженной публикой. Над транспортером пафосно развевалось черное полотнище с витиеватой арабской вязью. Они и есть — «Джебхат ан-Нусра», отделение небезызвестной «Аль-Каиды», действующее на территории Сирии.

Колонна ушла на восток, растворилась за холмами. Куда подались духи? Шараф в Самалии не выходит на связь? Он и не должен, разве что с того света.

Максим перехватил уважительный взгляд Сереги Ефремова.

— Вы как чувствовали, товарищ майор, уважаю. Нет, мы могли, конечно, принять бой, и даже взяли бы верх, вот только… — Ефремов задумался.

Да, победа стала бы пирровой, а майор Рязанов терпеть не мог безвозвратные потери. Все что угодно, только не «двухсотые»!

— Ну, выезжай, — бросил он, — чего завис? Будем до Нового года здесь торчать?

— Ну да, — спохватился Ефремов и задергал рычаг. — Бывает, товарищ майор.

Максим обернулся. В салоне царило подозрительное молчание. Сзади четверо — Тимнев, Лапунов, Драгин, Гарифуллин. За ними осчастливленные сирийские военные. Готовились к смерти, а вышло наоборот. Они то ли в обморок попáдали, то ли спали.

Медработник Зуев перед отъездом их бегло осмотрел и вынес вердикт — ничего смертельного. Духи били мужиков от души, и условия содержания были далеко не санаторные, но люди крепкие, дорогу выдержат.

Спецназовцы с интересом разглядывали заместителя командира группы. Мол, спасибо вам огромное, товарищ майор, за то, что дали нам шанс дожить до Нового года.

— Что? — Он начал раздражаться. — По боям соскучились? Так можем догнать…

— Нет, товарищ майор, пока не надо, — проговорил Лапунов. — Драгин вас жарко благодарит. У него дети, жена, другие женщины…

Драгин фыркал, остальные смеялись. Машины выбрались на дорогу и взяли курс на Эль-Зувейру, до которой оставалось километров семнадцать. Люди снова расслаблялись, принимали удобные позы.

Пошучивал Андрюха Тимнев. Мол, нуждаемся в срочной психологической реабилитации.

— Ты по-русски скажи, — прогудел из-за руля Ефремов, — выпить хочешь?

Майор Рязанов тоже позволил себе закрыть глаза. До Нового года оставался месяц — и где, интересно, его встречать? Народ за спиной — эта тема тоже беспокоила.

— Возможен ли теоретически краткосрочный отпуск? — проворчал Драгин.

Про жену и детей этого капитана Ефремов не соврал. Они ждали кормильца на Кубани. Про «других женщин» вопрос оставался открытым и полным неясностей. О похождениях на прочих фронтах Драгин никогда не распространялся. Он был единственным женатиком в группе!

Как ему это удавалось, одному богу ведомо. Иногда офицер хватался за голову и пускался в откровения. Мол, девять лет брака строгого режима! Не жена, а начштаба моей жизни! Но всякий раз, когда была возможность, он спешил ей звонить, писать.