Алексей Суконкин - Переводчик

Для убедительности Олег ткнул чеченца в лоб своим автоматом. Турпал, получив тычок, быстро кивнул:

— Понял…

Ему показали карту, где Абуев уверенно указал место расположения лагеря. Это место соответствовало расположению замеченного авиационной разведкой источника тепла. Серебров немедленно сообщил полученную информацию Романову.

Собрали затворы оружия убитых боевиков. Один из разведчиков уложил их себе в РД. Боевика связали по рукам и толкнули вперед. Он указал тропу, но по ней идти было опасно, и потому шли параллельным курсом метрах в ста от нее.

Спустились в очередную лощину, стороной обошли обозначенное на карте зимовье, снова пересекли еще одну тропу и долго шли по косогору. Стало темнеть.

— Ты здесь ночью ходил? — спросил Олег боевика.

— Да, — кивнул тот.

— Как организована охрана лагеря?

— Там у нас два поста. Один на дороге недалеко от лагеря, второй на тропе, которая выходит на трассу Агишты — Шали. Там по два человека сидит. В лагере постоянно дежурит с оружием несколько человек… — четко доложил чеченец.

Он уже оклемался, пришел в себя, но вел себя вроде спокойно. Швец, правда, несколько раз пнул его, заставляя бояться, нагоняя на него должной жути, чтоб не вздумал даже шутить…

За пятьсот метров от места расположения лагеря, Серебров остановил группу. Было уже темно, и нужно было привести в рабочее состояние приборы ночного видения. А заодно и перекусить…

— Не курить, — строго предупредил Серебров.

Олег достал банку с кашей, открыл ее ножом и стал есть. Откинулся спиной на дерево, вытянул ноги.

Подошел Воробьев.

— Разрешите…

— Присаживайся, — кивнул Олег.

— Скажите честно, товарищ старший лейтенант…

— Ты все про Бардина?

— Да.

— Что тебе сказать?

— Понимаете, ведь он по жизни трусом был… — начал было говорить сержант, но замолчал и продолжил только спустя несколько секунд: — Я призывался вместе с ним из одного города…

— И что?

— Как бы сказать…

— Да уж скажи, как ни будь…

— Я с его отцом вместе работал… так вот его отец на проводах в армию…

— Попросил присмотреть за ним?

— Ну, в общем, да.

— И что ты хочешь узнать?

— Сейчас, сейчас скажу… в общем, как-то это на меня так подействовало… в смысле слова его отца… а он у нас в роте самым последним солдатом был. Я когда сержантом стал, строил его больше всех. За каждый косяк наказывал, бил, бывало… только я для чего его бил? Я хотел, чтобы он хоть раз ответил мне, дал в обратку…

— Не ответил?

— В том то и дело, не ответил… он так и не научился стоять за себя. Когда у нас были парашютные прыжки, он откосил, больным сказался, слег в санчасть…

— Бывает… я тоже ни разу не прыгал с парашютом… еще…

— Про вас речи нет. Я видел вас в бою, вы прыгните. Вы умеете перешагнуть через страх, а он так и не научился. Вот я и хотел спросить…

— Как он погиб?

— Да. Я хочу знать, смог он перешагнуть страх, или нет…

Олег чувствовал, что сержант в темноте смотрит на него.

— Что тебе сказать…

— Вот и скажите мне, товарищ старший лейтенант, как было…

Олег некоторое время молчал, потом спросил Воробьева:

— А ты потом что скажешь его отцу?

— Я скажу, что он погиб, как герой… что другое я ему скажу?

— Вот ты Воробей настырный… ты знаешь, ты сам ответил на вопрос. Бардин отвлек внимание боевиков на себя…

— Отвлек тем, что побежал с поля боя?

— Отвлек для того, чтобы я смог перебить их всех с фланга…

Сержант некоторое время молчал. Потом сказал:

— Ладно, пусть будет так… а можно еще вопрос?

— Валяй.

— А почему, товарищ старший лейтенант, вы все время с Мишиным дрались? Вся рота смеялась с этого…

— Теперь это уже не имеет значение… больно ты любопытный…

— Какой есть…

— Лучше готовься к бою… проверь все ночники у своих разведчиков…

— Есть… — разведчик встал и ушел в темноту.

Олег продолжал есть кашу, запивая ее остатками воды. Перед глазами встал вид убитого Володи Мишина. А действительно, из-за чего он с ним так конфликтовал постоянно? Из-за того, что находясь в одном с ним звании, и при этом, не имея специального военного образования, стоял на должности выше? Или из-за того, что Романов больше доверял ему, а не Мишину? Обыкновенная ревность?

Или нет?

Как бы там ни было в отношениях с Володей Мишиным осталась недосказанность, незавершенность… вот это и есть — жизнь… и смерть…

Или все-таки Мишин таким образом воспитывал в нем настоящего офицера спецназа, заставляя идти через то, через что в бригаде проходил каждый срочник? Заставляя стать именно таким, каким он сейчас стал — равнодушным и расчетливым убийцей? Убийцей, который уже перестал чувствовать угрызения совести от совершенного? Убийцей, который готов убивать сейчас любого…