— Не забудь, Сэвидж. Мне еще предстоит над ним поработать, — предупредил Мелос. — Мне он нужен живым.
— Понимаешь, Джек, — сказал Китрос, когда я мы вошли в кубрик. — У меня повсюду друзья.
Он присел на самый край койки, его лицо исказила боль, затем посмотрел на лежащего напротив Павло.
— Как он?
— Плох. Давай снимай брюки.
Янни расстегнул ремень.
— Я не верил, что такое можно сделать, Джек. Я не думал, что можно кого-нибудь освободить из этой тюрьмы. Ну просто чудеса.
— Похоже, что ты был прекрасно обо всем осведомлен? — спросил я.
Он слабо улыбнулся:
— У меня, как говорится, свои источники информации.
Я открыл аптечку Киазима. Янни уже сидел на койке с опущенными до колен брюками. Вытерев кровь с его бедра, я осмотрел рану. Ему повезло. Пуля не застряла в ноге. Она только слегка задела мягкую ткань, оставив рану длиной не более шести дюймов. Ранение болезненное, но никак не смертельное.
— А я считал, что политика для тебя скучное дело, — заметил я. — Ты как-то мне сказал, что жизнь представляет собой непрерывную череду деловых отношений.
— Я воспитывался в семье дяди, который родился и вырос в Афинах. Он держал небольшой бар рядом с площадью Оммониа. Тебе знаком этот район Афин?
— Тот район, я бы сказал, самая оживленная окраина города.
— Точно. Моя тетка вышла замуж за пекаря, у которого за углом была кондитерская лавка. Во время войны их обоих убили, а их единственного сына Майкла мои родители забрали к себе.
— Твоего двоюродного брата?
Наложив на рану Китроса марлевую салфетку, я приклеил ее пластырем и распрямился.
Надев брюки, Янни продолжил свой рассказ:
— Он был для меня родным братом. Журналист и хороший человек. Совсем не такой, как я. Таких редко встретишь. Он всегда говорил только правду. В прошлом году закрыли его газету.
— Кто? Правительство?
— Это так ты называешь шайку полковников? После этого он начал печатать и распространять листовки.
— И что было потом?
— Обычная история, — ответил Янни и загасил окурок сигареты о край старого деревянного стола. — Был застрелен при попытке оказать сопротивление при аресте. Оказал сопротивление при аресте, — повторил он и горько ухмыльнулся. — Да он был человеком, который за свою жизнь и мухи не обидел. Он в десять, пятьдесят раз больше, чем я, заслуживал того, чтобы жить. Ты понимаешь, Джек, что хочу сказать?
Этот Китрос был уже совершенно другим человеком. Человеком с совестью.
— Не уверен, — сказал я. — Он, скорее всего, с тобой бы не согласился. Во всяком случае, после сегодняшней ночи.
Янни выглядел и рассерженным и поверженным одновременно.
— Боже, что же я натворил? Мы и понятия не имели, что Мелос вместе с вами на катере.
Немного помолчав, он виноватым голосом добавил:
— Очень сожалею о Моргане. Я воспользовался им, потому что он знал, где вы находитесь. А дождаться вашего возвращения на Кирос для нас означало бы опоздать. — И, качнув головой, Янни промолвил: — Я и предположить не мог, что все так получится.
Его охватила дрожь. Я налил в чашку немного огнедышащего бренди Киазима и протянул Янни.
— Когда Мелос берется за дело, он становится крутым малым. Что он из себя представляет? Уж во всяком случае он не капитан яхты с тремя полосками на рукаве.
— Насколько я знаю, он майор тайной полиции.
— А команда "Жар-птицы"? Это его ребята?
— Все до одного.
Тут я окончательно запутался.
— Выходит, Алеко работает на правительство. Это же полная чушь.
Янни покачал головой:
— Во всех отношениях теперешнее правительство никуда не годно, но в стране есть и другие люди. Весьма могущественные, которые считают правительственный куре недостаточно жестким. Эти силы без малейшего колебания уничтожат любую оппозицию.
— А Алеко из их числа? — спросил я. — Ты это хочешь сказать? А при чем же тогда Мелос?
— Таких людей, которые симпатизируют Алеко и его друзьям, много и в армии, и в самом правительстве. Они, Джек, готовятся захватить власть в стране, поэтому им так нужны эти списки: хотят точно знать, кто их реальные политические противники. Если они смогут их уничтожить, то с оппозицией в стране будет покончено и они доберутся до власти. Дела плохи. Коль скоро Алеко и ему подобные придут к власти, то в Греции установится режим Германии образца тридцать третьего года.
— Ответь мне на один вопрос, — попросил я Янни. — Скажи мне откровенно: ты коммунист?
Он печально улыбнулся.
Читать дальше