Анна Оранская - Хождение по трупам

За стенкой стукнуло что-то, несильно.

— Гуляют пацаны! — произнес Василек то ли с осуждением, то ли с уважением, я не успела понять, потому что через секунду стукнуло сильнее, и звук странный, словно кто-то крикнул, и он вскочил, оттолкнув меня, рванув одним движением сумочку из шкафа. Кинулся к двери, тормознул вдруг, рванул обратно, а так как расстояния крошечные, комната-то всего ничего, а значит, от постели до шкафа три шага, и оттуда до двери еще три, — метания здоровенного кабана на таком пятачке смотрелись комично. Но мне было не до смеха — я стояла спиной к столу, куда он меня толкнул, смотрела, как он одевается судорожно, уже не обращая на меня внимания, потом бежит к противоположной стене, бухая в нее кулаком, прислушиваясь и снова кидаясь к двери.

— Тихо сиди! Я мигом — пацаны там драку видать устроили, нажрались. Так что тихо — я к старшому и обратно. Сечешь?

Через секунду его не было уже, и ключ повернулся в замке, и я даже растерялась, впервые за четыре дня оставшись одна. Тупо оделась, подошла к окну будто некуда было торопиться, аккуратно отодвинула штору, увидев сначала асфальтовую площадку под окном, на которой стояли машины в ряд, и ни одного человека, а за площадкой деревья, и больше не увидела ничего из света в темноту.

Какое-то время я металась так же хаотично, как и Василек перед этим — кидалась к столу, хватая ручку и сжимая ее в руке, потом к тому углу, где валялись мои вещи, потом обратно к окну. Не думаю, что это было долго — но тогда казалось что час прошел, пока стукались в моей голове мысли: “Одеться? Не успею! А если успею и этот вернется? А если окно не открою? А если попробовать? А если попробую и тут этот?”

Гадать всегда сложно и утомительно — и не только потому, что человек предполагает, а Бог располагает. Потому, скорее, что решение в таких вот ситуациях, где счет идет на мгновения, нельзя принимать размышляя: мысли мешают и отвлекают и сбивают с толку. Это ведь, в принципе, чисто самурайский постулат, буддистский точнее. И в соответствии с ним, не думая, я выстрелила в Виктора и потом во второго, точно так же когда-то всадила нож в Павла — так что не могу объяснить, почему вдруг задергалась там? Может, потому что была настроена совсем на другое, на попытку убийства — и не могла отрешиться от нее, кажется намереваясь дождаться Василька? А может, потому что мне тогда и в голову не приходило, что через минуту я буду бежать голая через кусты, зажав под мышкой одежду и сапоги и сжимая в ладони дешевую шариковую ручку?

— Куда?!

— Я же сказала — в Беверли-Хиллз.

Я мягко ответила, потому что он и так не хотел меня сажать, этот черный. Уставился на меня подозрительно и чуть испуганно, когда я вышла из-за будки, убедившись что это такси. И спросил с издевкой, есть ли у меня деньги, и попросил показать, и недовольно качнул головой, когда я продемонстрировала ему кредитку.

— Только наличные!

— Это же “золотой” “Мастеркард”! Знаешь, что это такое? Проедем мимо банкомата — я сниму!

— Пока, подруга! Карточками и телом не беру!

Я не могла его винить — видок у меня был дай бог. Синяк под глазом, никакой косметики, короткие волосенки, рваная куртка и сломанная молния на брюках — хотя молнию этого он мог и не заметить, равно как и того, что одевалась я в кустах, уже отбежав от мотеля метров двести. Но дырки на колене — я упала здорово потом, проехавшись по асфальту и окончательно погубив чудесные брюки за две тысячи долларов — не заметить он не мог. К тому же явно глаза у меня были шальные, и сама вся нездоровая, и возбужденная, и мокрая от долгого бега и напряженного ожидания, и прихрамывающая вдобавок, и прячущаяся за будкой. Так что решить, что я наркоманка, способная убить его за двадцать баксов, или прячущаяся от полиции преступница, можно было запросто.

— Пятьсот долларов!

Крикнула это, уже когда он тронулся с места — и отвернулась, понимая что этому хоть миллион пообещай, он меня не посадит, и чем больше обещать, тем неправдоподобней это будет выглядеть. И что надо куда-то деваться, где-то переждать ночь — потому что я максимум в километре от мотеля, ну, может, в двух, и эти хватились меня давным-давно и колесят повсюду. И что шататься по улицам мне более не стоит — легко нарваться на полицейскую машину. Но если тем я могу объяснить, кто я, что на меня напали, избили и все такое, — то Ленчику и его людям я уже ничего не объясню.

— Сколько ты сказала?

— Тысячу! — произнесла отчетливо, но тихо, достаточно того, что этот орет чуть ли не на всю улочку, — на которую я набрела бог знает как — просто увидела ничего не говорящее название и освещенную будку и “Желтые страницы” в ней, и сил у меня уже не было, потому и заскочила в будку и села на пол, не думая о том, что это глупо, что кому надо — увидит. Отыскала вызов такси и произнесла название улицы — даже выскочить пришлось чтобы уточнить, и я его тут же забыла опять. И черт знает сколько стояла за будкой, прислушиваясь к тишине, ожидая услышать приближающиеся со всех сторон машины, почему-то представляя, что Ленчик и его люди гоняют по округе на полной скорости, ревом двигателей и скрипом тормозов и визгом покрышек поднимая всех на ноги.