Кирилл Казанцев - Месть длиннее жизни

Дома оказался далеко за полночь, попал в две подряд пробки. Пока зависал там, подумалось, что за несколько дней в области отвык от заторов, да и дышалось в Посаде не в пример легче, чем в мегаполисе. Подъехав к дому, уже забыл эти сомнительные провинциальные прелести, вошел в темную квартиру, постоял в прихожей, подошел к двери Светкиной комнаты, прислушался. Оттуда доносился негромкий голос, Светка то ли говорила по телефону, то ли смотрела кино. Андрей постучал в дверь, стало тихо.

— Чего тебе? — Светка стояла с той стороны, но дверь открывать не собиралась. Андрей взялся за ручку, дернул дверь на себя, но та не поддалась.

— Я полицию вызову, — предупредила Светка.

«Смешно». Андрей отступил на шаг и выпалил единым духом, глядя в темноту:

— Квартира твоя, можешь радоваться. Мне надо несколько дней, чтобы собрать вещи.

Барахла тут накопилось предостаточно, чтобы все собрать и недели не хватит. Тем более на такой исход он не рассчитывал, так бы заранее кое-что собрал и отвез к матери. Кстати, еще ей надо сказать…

— У тебя два дня, — из-за двери сказала Светка, — и чтобы я вас тут больше не видела, ни тебя, ни твою мамашу.

Андрей поплелся в кухню, включил газ под чайником, сунулся в холодильник. Пусто и светло, ну чисто как в морге. От сравнения стало не по себе, Андрей захлопнул дверцу и принялся думать, как расскажет все матери.

Та сначала рыдала, потом налетела с расспросами: что, как, да почему так вышло. А под конец озверела, да так, что Андрей всерьез опасался за ее здоровье. Мало того что прилетела утром ни свет ни заря, так еще кричала, кричала без умолку, точно это могло что-то изменить.

И без того было тошно, и голова болела после бессонной ночи, и на душе муторно, а от криков вовсе хотелось бросить все и уйти. Но вместо этого Андрей складывал свои вещи в большую сумку, уже и так основательно набитую, прикидывал, застегнется ли, если положить в нее еще немного. Мать же носилась по квартире, хватала все, что под руку попадется, тащила в комнату и орала, орала как заведенная.

— Дрянь, потаскуха! — неслось то с кухни, то из коридора, — да по тебе тюрьма плачет! Мерзавка, мошенница, я на тебя в суд…

Мать выдохлась, прибежала, швырнула на кровать какие-то тряпки. В них Андрей опознал занавески из спальни. Весной Светка придирчиво выбрала их из сотни вариантов, потом сама же отгладила и повесила на окно. Теперь они пыльной грудой валялись на скомканном одеяле.

— Не надо… — Андрей отодвинул их, мать подлетела, скомкала и принялась запихивать в раздутую сумку.

— Надо, еще как надо, — бормотала она, — тебе не надо, мне пригодятся, на даче повешу. В туалете, там им самое место!

Это уже относилось к Светке, и та по-прежнему безмолвствовала, как и полчаса назад, даже больше, когда началась эта вакханалия. Андрей лишь раз заглянул в кухню: Светка сидела там на диване, поджала ноги и смотрела с планшета фильм. На голове капюшон спортивной куртки, в ушах наушники, на столике вазочка с чипсами и полбутылки газировки — казалось, Светке было плевать на происходящее. Но если бы так оно и было, то ушла бы к себе в комнату, оттуда Андрей забрал свои вещи еще до приезда свекрови, а не сидела в эпицентре тайфуна, спокойная и отрешенная, точно «глаз» воронка этого самого тайфуна.

— Как ты мог, как? — пошла по второму кругу мать. — Почему ты отдал ей квартиру? Она же здесь притон устроит…

— Это уже не ваше дело, — Светка вытащила одно «ухо» и мило улыбнулась свекрови, — мое жилье, что хочу, то и устраиваю. А вы поторапливайтесь!

Она щелкнула пальцами, мать побагровела, кинулась к дивану, цапнула первое, что под руку попалось, полотенце. Светка перехватила его, рванула на себя, и мать упустила добычу.

— Вас в детстве не учили, что чужое брать грешно? — Светка аккуратно складывала полотенце, — это мои вещи.

— Тут ничего твоего нет, прошмандовка! — завизжала мать, — даже трусы твои на мои деньги куплены!

— Отдам, не вопрос. — Светка захрустела чипсами. — Только, боюсь, вам стринги не пойдут, вы для них несколько… великоваты, в смысле, староваты.

Бросила полотенце в раковину и уткнулась в планшет, мать аж задохнулась от злости. Схватила со стола подставку для салфеток, примчалась с ней в комнату, бросила в сумку.

— Мама, хватит. — Андрей придержал мать за рукав, та вырвалась с неожиданной силой, отмахнулась:

— Я этой гадине ничего не оставлю, ничего! Пусть судится со мной. Почему ты уступил ей, почему не выгнал?! — В ее взгляде было столько боли и злости, что Андрею стало не по себе. И он знал, что скорее с собой покончит, чем мать когда-либо узнает причину его поступка.