Николай Прокудин - Последняя обойма

— Вы — чужие нам люди, поэтому мы с вами и воюем. Вы сделали главную ошибку — зря пришли на нашу землю! — медленно говорил он, смакуя на языке кусочек комкового сахара.

— А разве не народ нас позвал? — решил уточнить Воронов.

Афганец рассмеялся.

— Кто вас звал? Тараки и Амин? Их уже нет в живых!

— А Бабрак Кармаль?

— Скоро и его не будет…

— Вы ведете войну не по правилам! Уничтожаете авиацией целые кишлаки! В моем отряде до восьми ПЗРК и примерно сорок ракет к ним. Тебе как летчику скажу: я мог сбивать ваши гражданские самолеты, но никогда этого не делал — военные самолеты дороже и наносят нам больше вреда.

— Считаешь, мы не сможем победить движение моджахедов?

— Конечно, среди вас находятся очень смелые воины, которые во время боя могут встать в полный рост и идти на нас с автоматом наперевес. Я такое незабываемое зрелище видел дважды. До сих пор мурашки бегают, когда вспоминаю… Но и у нас хороших солдат много, даже больше, чем у вас! Время работает на нас. Мы не боимся потерь, и мы на своей земле. Мы подождем… А еще вы очень добры и доверчивы, — вдруг улыбнулся Мутабар.

Воронов вскинул брови:

— Почему?

— Однажды мне надо было проведать семью. Я сменил военную одежду на гражданскую, сел в старый рейсовый автобус и поехал в родное село. Бояться мне было некого — никто бы меня не выдал. На развилке дорог автобус остановил русский патруль. Офицер поднялся в салон и пошел по проходу, спрашивая у каждого: «Душман» или «дост»? (Враг или свой?) Я ответил: «дост». И он, поверив, прошел мимо.

— Да, действительно, попался доверчивый, — улыбнулся Андрей. Добавив в чашку пленного горячего чая и подвинув к нему распечатанную плитку шоколада, сказал: — Мутабар, почему вы не хотите, чтобы мы здесь остались и установился мир? Разве тебе не нравилось наше мирное сотрудничество, которое было до войны?

— Почему не нравилось? — всплеснул тот руками. — Вы построили электростанции и целые районы с крепкими красивыми домами, проложили дорогу на Саланг. Много чего сделали хорошего. Только зря вмешались в наши внутренние дела. Да и власть у нас гнилая, ненастоящая.

— Ты так считаешь?

— Конечно. Каждая власть должна сама решать свои проблемы, а если у нее это не поучается, нужно уйти с миром, а не звать на помощь сильного соседа, чтоб тот мощной армией помог ей удержаться на троне. Такая власть народу не нужна. Уходите домой! Вам тут нечего делать. Ни вы нас не понимаете, ни мы вас…

Андрей всматривался в глаза собеседника, в паутинку мелких морщин вокруг них, в пряди седых волос и видел серьезного и смелого врага. На самом деле, ничего прочитать в хитрых глазах невозможно. Скрытный, восточный деспотичный вождь. Как ни пытался, Андрей не смог разглядеть и следов дружелюбности. Перед ним сидел обычный пожилой мужчина, родившийся и выросший в отдаленной афганской провинции. С малых лет он начал познавать тяжелый крестьянский труд, в двадцать женился на девушке с соседней улицы, в двадцать три стал отцом, в тридцать шесть закончил строительство собственного дома. В сорок пять его приняли в Джиргу — совет почитаемых старейшин, а когда в стране началась война, поручили командовать отрядом местного ополчения. За годы войны отряд разросся и стал серьезной силой на востоке Афганистана.

Да, Мутабара сильно уважали и моджахеды, и жители тех селений, где его отряду приходилось временно размещаться. Он никогда не допускал необдуманных, скоропалительных действий. Власть его была огромна, но в поведении не наблюдалось и намека на высокомерие. Он всегда ценил человеческие жизни как своих подчиненных, так и обычных сограждан. Разрабатывая со своим штабом войсковые операции, старался свести до минимума риск тех, кто оказывался в зоне боевых действий.

Лишь после масштабной армейской операции, проведенной советскими войсками совместно с регулярной армией ДРА, удалось разбить крупный отряд Мутабара, а его самого вместе с помощниками взять в плен…

Что-то в том давнем разговоре зацепило Воронова. Возможно, в чем-то старик был прав. Хотя какой он старик! Все афганцы, живущие в горах и работающие на земле под палящим солнцем, чуть старше сорока — седые, испещренные морщинами, — выглядят как древние старики.

А на самом деле, моджахед явно пытался запудрить мозги русскому, ведь обмануть, ограбить, убить неверного — дело, угодное Аллаху…

После окончания «мирных переговоров» Андрею показалось, что он взял ситуацию под контроль: дав длинную очередь, срезал троих. Сразу швырнул вторую из четырех гранат, и снова удача: после ее разрыва послышались ужасные крики. Значит, определенно кого-то зацепил.