Сергей Зверев - Этому в школе не учат

— У меня получше дела обстоят. Связь есть. Группа есть. И большевикам мы даем прикурить, — улыбнулся Свояк самодовольно. — Режем их, как кур в курятнике. Я лично полковника завалил. Тот мне чего-то типа «равняйсь, смирно» орал. За своего принял.

— Это где же ты его так?

— Места надо знать.

— Покажешь?

— И покажу. Ты парень надежный.

— Это как бы приглашение?

— Как бы — да…

— Ну, и как теперь нам?

— А чего тянуть кота за хвост. Пошли?

— Пошли. — Сержант огладил на груди пиджак, хлопнул товарища по плечу. И они направились в город.

Старший оперативной группы, издалека наблюдавший за этой встречей, увидел, как опознаватель огладил пиджак. Конечно же, ради удобства, красоты, ну, и условного знака. Он означал: контакт с фигурантом установлен, он из диверсионной группы «Термиты».

Это был подарок судьбы. Наконец-то появилась возможность выйти на всю шайку-лейку. И теперь старшему лейтенанту НКВД предстояло быстро решить — задерживать диверсанта или отпускать.

Задержать, расколоть — это хорошо. А если не расколется? А если не знает ничего конкретного? Вместе с тем появлялась реальная возможность заиметь своего человека в логове врага. Если только не пороть горячку и дать им уйти.

Все эти ситуации прорабатывались и обдумывались нами не раз. На случай продолжения контакта опознаватели имели задание на установление состава, численности и вооружения диверсионной группы, а также, при наличии соответствующих возможностей — на задержание или ликвидацию ее участников. Самая большая загвоздка — как передать информацию нам. Для этого предусмотрена широкая сеть явок, закладок, сигналов, но она не гарантировала доставку адресату полученных с таким риском сведений.

Старший группы принял решение — отпустить. Опознаватель подал сигнал, что все в порядке, контакт проходит в конструктивном русле. Ну как упустить такую возможность?

Оперативники проследили за встретившимися в бушующем море войны соратниками. Осторожно, на длинном поводке, прошлись за ними по привокзальному району. Довели до торговых рядов, превращенных в шумный рынок, где собирались колхозники со всех окрестностей.

Потом диверсант начал проверяться — следят ли за ним. И старший группы решил оставить их в покое.

Теперь оставалось ждать вестей…

Это была единственная хата, уцелевшая на сожженном хуторе.

Курган внимательно глядел на пришедших — своего помощника Свояка и крестьянского вида низкорослого широкоплечего парня.

— Итак, ты Гном, — кивнул Курган, выслушав внимательно рассказ о похождениях гостя после заброски на территорию Советов.

— Ну да, так меня немцы крестили, — кивнул сержант Билибин.

— И что же ты здесь шатаешься?

— Пытаюсь перейти за линию. Надеялся найти кого-нибудь из своих. Знаю, что наши работают в прифронтовой полосе. Или сам бы отважился перейти. В общем, ждал счастливого случая. И дождался.

— И что ты хочешь, агент Гном?

— Выполнять то, для чего меня забросили в тыл к красным.

— Сознательный?

— Обычный. Просто пути обратно к большевикам у меня нет. Шлепнут за мои былые заслуги в любом случае.

— Это ты верно мыслишь. Что умеешь такого, чего мы не умеем?

— Ящер, это же Гном! Он лучший по минно-взрывному делу! — отрекомендовал товарища Свояк. — У него и вода с горохом взорвется — не то что динамит.

— По взрывному. Это хорошо. Взрывать нам тут еще и взрывать. Пока все не взорвем…

Курган задумался. Встал с лавки. Пошел в угол избы. Взял прислоненный к стене автомат и навел на гостя:

— Давай-ка на улицу, Гном. Там договорим.

— Нехорошо в своих стволом тыкать, — нахмурился Билибин.

— Ты меня не совести. Не по чину.

Во дворе около обуглившейся яблони лениво беседовали несколько вооруженных людей — кто в грубой крестьянской одежде, а кто и в фельдграу без знаков различия или в советской военной форме.

— Ну-ка, расступись, соколики! — прикрикнул Курган и кивнул сержанту. — А ты к стеночке становись.

Билибин выполнил приказание и произнес с укоризной:

— Ну зачем ты так? Одно же дело делаем!

— Только с разных концов заходим. Я — от абвера. Ты — от ЧК. Чего, не прав?

— Нет!

— Давай. Ты признаешься, как скурвился. И мы решаем, что с тобой делать. Годится?

— Я не курвился.

— Минуту жду. А потом… Нет, не надейся, сам стрелять не буду. Отдам хлопцам. У них камни говорят, да еще кричат: «Больно!» Время твое пошло. — Курган посмотрел выразительно на маленькие часики со скачущей секундной стрелкой на кожаном ремешке.