Валерий Примост - Приднестровский беспредел

— А Алибеков?.. Ты ж его подставил…

— А что, он не такой же, как Хусейнов? В Харанхое у него будет возможность почувствовать себя скотом. Это хорошо. Это прочистит ему мозги.

Они некоторое время молчали. Потом Миха собрался с мыслями.

— Знаешь, меня убило не то, ЧТО ты сделал — я бы сам с удовольствием сделал что-нибудь такое, — а то, КАК ты это сделал… Без эмоций…

Волк повернул к нему свое деревянное лицо, потом заговорил. Так заговорил, как будто ему наконец-то захотелось выговориться.

— Когда ты давишь муху, у тебя тоже нет никаких эмоций. Только — фу-у, мерзость!.. Потому что это не человек. Мы все время убиваем «не людей», каждую секунду. Даже когда триппер лечим. Они, эти ублюдки тоже не люди. Они — триппер, понял? Поэтому их… э-э… истребление — это просто работа, неприятная работа. И, как любую работу, эту нужно делать спокойно и умело. Чтоб наверняка. А эмоции… — Волк несколько секунд подумал. — Да на кой они вообще нужны? Эмоции — это тоже не людское. Они — как туман в мозгах. А мозги, брат, всегда должны быть чисты. Чтобы идти прямо к намеченной цели…

— Как ты понимаешь, я немедленно спрошу: «А в чем она, братан, эта твоя цель?», — сказал уже своим обычным тоном немного осмелевший Михви.

Волк какое-то время разглядывал Миху, словно решал, стоит ли говорить, потом, кажется, решил, что не стоит.

— Тебе это не надо, брат. Спокойней будешь спать по ночам… — он снова сделал паузу. — Понимаешь, брат, в жизни часто так бывает, что приходится делать неприятную работу. Грязную. Ту, что тебе не в кайф. Бывает, за тебя ее сделает кто-то другой. Тогда считай, что тебе повезло. Но чаще — не везет. Тогда надо просто глубоко вдохнуть, немного задержать воздух в легких и включить автопилот. Автопилот — парень клевый. Он за тебя все сделает сам. Главное — чтобы был результат. А наилучший результат достигается тогда, когда ты делаешь свое дело без эмоций. И — без палива… Ты вот посмотри: если бы я в тот же вечер, когда эти твари отхерачили меня в туалете, поехал бы крышей, схватился за табуретку и проломил кому-нибудь из них голову… Меня бы отправили на зону, и все осталось бы по-прежнему, — он пожал плечами и аккуратно затушил окурок об подошву кирзача. — А так… Так они пересцали — труба. Потому что Хусейнова убили жестоко, и потому, что они не знают, кто это сделал. А значит, забурей они снова, любой из них завтра утром может проснуться с шилом в горле. И, что самое страшное, — неизвестность. Они даже не предполагают, откуда ждать этого шила… Вот увидишь, брат, они еще месяца два будут ходить, как шелковые…

— Ну, а если все-таки спалят? — задумчиво спросил Миха.

— Ну и спалят. И расстреляют к такой-то маме, — равнодушно сказал Волк. — А что, ты надеешься жить вечно?..

Он поднялся и сделал несколько шагов к выходу. На пороге обернулся.

— Главное, чтобы цель была стоящая, брат. А если она есть — иди кратчайшим путем, понял? Дойдешь — все окупится. С лихвой…

Через три месяца срок Волка закончился, и он уехал в свою часть. Дослуживать. А восточные братья действительно еще очень долго чувствовали себя в подразделении как бедные родственники.

Миха навсегда запомнил этот разговор. Потому что это было новое. Это было особое отношение к смерти и к убийству. Особое отношение к людям. Волк тогда показал Михе, как должно смотреть на все это настоящему вояке. Вояке, цель которого не победа, а сама война. И в памяти Михи Волк остался не роботом, не машиной, запрограммированной на убийство, а настоящим кшатрией, человеком, призванным воевать со злом.

Миха никогда не мог себе представить, каков Волк в семье, в сексе, в быту. Наверное, у Васьки никогда ничего такого и не было. Даже детства с погремушками и мокрыми пеленками не было. Просто в один прекрасный день Волк впервые ощутил себя в этом мире. Ощутил уже взрослым, идущим по дороге с автоматом наперевес. Так казалось Михе, хотя в этом, вроде бы, не было никакого смысла…

«Не убийство… Не смертный грех… Просто тяжелая, грязная, неприятная работа… Именно так…» Миха сидел на пороге землянки на старом добром «Вороне» и убалтывал свое второе «я».

Когда Саше понадобилось съездить на «Ворон», чтобы провести рекогносцировку, Миха, почувствовав легкий приступ ностальгии, попросился с ним. Ностальгия торжественно отдала концы еще в подпрыгивающем на рытвинах «КРАЗе», и теперь Миха сидел у землянки, дожидался Сашу и боролся с собой.

Он старательно стирал из памяти ощущение податливости чужого горла под своими пальцами, звук хлещущей из аорты крови, но это было сильнее его. «Все нормально… Все нормально… Я должен был сделать это… Иначе нас всех… Это — просто неприятная работа, вроде ассенизации… Или… или санобработки… Потому, что они — враги. Они пришли сюда убивать и насиловать. А с врагами никто покуда не выдумал нового способа общения, кроме войны…»