Евгений Сухов - Чужой своим не станет

Негромко постучавшись, Тимофей Романцев произнес:

– Хозяева дома?

Еще через минуту раздались шаркающие старческие шаги, затем брякнул металлический засов, и дверь скрипуче отворилась. В проеме показался тощий старик с всклокоченной бородой. Увидев стоявшего на пороге Тимофея, он пошире распахнул дверь, и Романцев увидел в его руках топор.

– Я цябе зараз! – грозно закричал дед, замахиваясь топором.

– Не стрелять! – выкрикнул Тимофей, отскакивая в сторону. Лезвие топора, зацепив косяк, срезало с него огромную щепу.

– Я вас, Ирад, усих пазабиваю! – не на шутку разошелся дед, свирепо наступая на отступающих смершевцев. – Эта трэба ж такое учиниць! Дзе он?! Пакажите мне яго! – горячился дед, размахивая топором. Неожиданно зацепившись носком калоши о выступающий камень, он неловко, по-стариковски, упал на колени; топор из ослабевших рук отлетел далеко в сторону. Запыхавшегося, злого, не желавшего поддаваться старика бойцы подхватили и поставили на ноги.

– Ты лучше расскажи, дед, что у тебя стряслось? – строго попросил Романцев. – Невесело ты нас встречаешь.

Старый, с ободранными штанинами на коленях, он тяжело опустился на завалинку из грубого горбыля, жалостливо под ним скрипнувшую, растер поясницу заскорузлыми узловатыми пальцами и произнес, задыхаясь:

– Давеча вось, такия ж, як вы, у нашим дом прыходзили. У такой жа форме. Унучка-то мая, сердешные, малачком их хацела напаиць, так яны над ей ссильничали. Яки прадукты у доме были, усе забрали! И пайшли…

– Чего ты такое говоришь, дед? – ужаснулся капитан Романцев. – Как они выглядели?

– Одинаково выглядали, як тую сказаць, – несколько обескураженно отвечал дел. – Асаблива вось и не прыглядаўся.

– Сколько их человек было?

– Пяць чалавек их было.

– Не красноармейцы они, а прихвостни фашистские, в форму нашу переоделись! Виселица их ждет!

Дед долго не мог отдышаться. Когда дыхание стало ровным, достал кисет из парчи, вышитый желтыми камушками; насыпал табачку на заготовленную полоску бумаги, аккуратно вырванную из газеты, обильно послюнявил края и ловко, в одно движение, скрутил цигарку. Так же неторопливо, всем своим видом давая понять, что спешить ему некуда, вытащил из кармана два кремня, умелыми движениями выбил искру и прикурил от фитиля.

Разведчики, стоявшие подле старика, не торопили его, терпеливо ожидали, когда он надышится табачной дури. Пыхнув разок, другой, дед вконец успокоился и заговорил размеренно:

– Значиць, ня вы?

– Не мы, дед.

– А тольки хто вас зараз сягоння разбярэ, вы гэта ци не?

– Как тебя, дед, по батюшке?

– Герасим Платоныч.

– И все-таки, Герасим Платоныч, вспомни, как они были одеты.

– У траих форма чырвонаармейская была, а у дваих нямецкая. Эти чырвонаармейцы фрыцэв канваиравали.

– Расскажи, как все произошло.

– Они в хату, чырвонаармейцы-то… Вместе с фрицами, а я снаружи остался. Не стал заходить, как-то на солнышке пригрелся. Часа не прошло, они обратно вышли, а когда я вошел… – Руки старика вновь предательски задрожали. Заметив, что махорка уже не чадит, долго выбивал из кремня нужную искру, а когда пух запалился, раздул его и вновь прикурил цигарку. Заговорил складнее, почти совсем по-русски: – Верна немцы были… Но тогда я виду как-то и не подал, просто странно мне было, что они как-то по-приятельски с немцами вядуць, разве только по плечам друг дружку не хлопали. А у меня душу-то свербит и сам не знаю почему… – Дед вновь немного помолчал. Затяжка в этот раз получилась особенно глубокая, растопившая до самого жара его старческое нутро. Ладонь у него натруженная, потемневшая, с выпиравшими венами. – В хату зашел, а унучка уже на веревке под потолком висит и ногами вот эдак сучит, – помахал он ладонью. – Спазніся я хотя бы на минуту, не было б у мяне унучки, – горестно проговорил старик. – Снимаю я ее из петли, а она уся в слезах, жиць, говорит, не хочу. Я у нее спрашиваю, что же такого с тобой вдруг приключилось? А она говорит, что чырвонаармеец ее ссильничал. Вот такие они дела, – дед швырнул окурок под ноги и долго, как если бы это был тот самый насильник, растирал его ногой.

– Напрягись, Герасим Платоныч, вспомни, как они выглядели? – настаивал Тимофей.

– Асабливо на них и не зыркал. Они как раз супротив солнца стояли. А потом и разговор был недолгий. Зайшли они в хату и вскоре выйшли.

– Нам бы с твоей внучкой поговорить. Не возражаешь? Должны же мы этих гадов отловить! Обещаю тебе, старик, если найду… Никуда они не денутся, сполна свое получат!