Евгений Сухов - Чужой своим не станет

– Они должны быть где-то здесь! – повторял капитан Романцев. – Некуда им деться! Район оцеплен.

– А если сегодня не отыщем? – осторожно спросил старший сержант Коваленко.

– Значит, будем искать завтра, пока не найдем, – объявил Романцев. – Другие группы тоже ищут. Не повезет нам, повезет им.

– Сколько осталось селений в квадрате?

– Еще два, – отвечал старший сержант. – Они друг от друга в трех километрах, по одной дороге.

– Сейчас посмотрим, сколько до них топать, – щелкнул застежками офицерской сумки Романцев.

– Можете не смотреть, товарищ капитан, я эту местность хорошо знаю. Мы тут полицаев разыскивали.

– Разыскали?

– Да. В блиндажах они прятались, – довольно отвечал старший сержант. – Блиндажи взорвали, чтобы там больше ни одна сволочь не могла укрыться, а их самих в Логойск отвезли. Там их и повесили! Целую неделю висели… Вот сейчас мы по этой тропинке пройдем метров триста, а дальше поле будет и небольшая высотка. Как на нее поднимемся, так сразу деревеньку увидим. До нее километр идти. А другая деревня сразу через перелесок будет.

Пошли сосновым лесом. Дышалось хорошо. Свободно. Сосны росли высокие, прямые, как корабельные мачты. Под ними обильно произрастал подлесок, в котором на сочном мху можно было разглядеть следы недавних боев: то россыпь гильз крупнокалиберного пулемета, еще не успевших проржаветь, то гитлеровские каски, валяющиеся под лапником. Уже выходя из леса, бойцы увидели в кустах лафет от полковой пушки.

Поле было веселое, яркое, поросшее тонконогими ромашками. На самом краю стояли три гладко причесанных стога. По-деловому жужжали пчелы, проносились стрекозы, доносилось щебетание птиц, невольно напоминая довоенную жизнь – беззаботную, красочную, полную надежд. Только следы недавних боев, глубокие воронки и разбросанные по полю неразорвавшиеся снаряды свидетельствовали о том, что война может вернуться сюда в любую минуту. Да еще высоко в небе, еле различимая в лучах слепящего солнца, барражировала группа истребителей.

Уже взобравшись на самую вершину высотки, прямо посередине поля, разведчики увидели среди разросшихся васильков закрепленную на суковатой толстой палке дощатую табличку с выцветшей надписью: «Осторожно, мины!»

Дальше, стиснутая елями и соснами, виднелась деревушка: небольшая, дворов тридцать, но крепенькая, судя по могучим срубам. В каждом доме имелись дворовые постройки. Почти все крыши покрыты черепицей. В каждом дворе – колодезный сруб с журавлем.

Спустились по натоптанной тропинке и зашагали к первому дому. Не повезло: дверца была подперта палкой – ясно, что хозяев нет дома. Возможно, подались в лес за грибами или за ягодами. Места здесь урожайные, самое время собирать дары природы. Так что из леса с пустыми руками никто не приходит.

– Есть тут кто-нибудь? – постучал Тимофей в следующий дом.

Дверь низкая, невысокая, но сделана со знанием, так, чтобы не выдуть на улицу тепло. На стук прихромала тощая жилистая старуха. В глазах – недоверие, какое нередко можно наблюдать у людей, живущих затворниками вдали от оживленных мест.

– Вам чаго, милыя? – не по возрасту звонко спросила хозяйка. Такой голос, сильный и чистый, мог принадлежать крепкой молодухе, но никак не старухе. Этот контраст между увядающей внешностью и звонким чистым голосом вызвал у Романцева невольную улыбку: «Бывает же такое».

– Вы можете сказать, в последнее время в вашей деревне появлялись красноармейцы?

– Паяулялися, – уверенно отвечала старушка. – А навошта вам? Нарабили чаго?

– Можно и так сказать, – не стал вдаваться в подробности капитан Романцев. – Где вы их видели? Сколько их было?

– Тры чарванормейцы двух немцев вяли, – охотно продолжала старушка. – С того боку дяревни прыйшли и вот по этой дороге прама до дзеда Герасиму направились, он з унучкай Полиной живе. Бедная дзеванька, – закачала головой старуха. – Бацьку с маткой у яе палицаи пазабивали, когда яны у лесе хавалися. Усе партызан шукали… Авось ей повезло, пабегла яна. Хоць у яе страляли, рана у яе на наге от пули осталася. Долго потом не заживала, яна и цяпер трохи храмает.

– Понятно, а где этот дед живет?

– А вунь там две яблыни перад уваходам растуць, эта и будзе их дом.

Поблагодарив, Тимофей направился к указанному срубу.

Подошли к хате. Порог высокий, срубленный из крепких досок. Между бревнами для удержания тепла в доме забит мох. Дверь низкая – нужно основательно пригнуться, чтобы войти внутрь. Обыкновенная изба, единственное украшение – на самом коньке крыши искусно вырезанный петушок из цельного куска дерева.