Евгений Сухов - Чужой своим не станет

У полковника Русового имелся оперативный материал, что за Рокоссовским тоже активно охотятся диверсионные группы. Не так давно, излечившись после тяжелого ранения, он, проявляя благоразумие, разъезжал по фронтовым дорогам с усиленной охраной. Но вместе с тем его нередко можно было встретить в первой линии окопов наблюдающим за позициями немцев.

Полковник Русовой подкатил к опушке соснового леса, в котором находился штаб фронта. Сосны – огромные, невероятно высокие, как корабельные мечты, буквально подпирающие небосвод.

Въезд на дорогу преграждал шлагбаум, рядом с которым четыре автоматчика проверяли документы, останавливая каждую машину.

– Останови, – приказал Русовой водителю, и машина замерла возле контрольно-пропускного пункта.

Дежурный, статный сержант с обожженным лицом и двумя орденами Славы на выцветшей гимнастерке, с любопытством глянул через открытое окно на полковника и громко произнес:

– Езжайте, товарищ полковник.

– А документы почему не спрашиваешь? – недовольно буркнул Русовой.

– Так я вас знаю, – широко улыбнулся сержант обезображенными губами. – Мы ведь с вами в прошлом году вместе в куйбышевском госпитале лежали. Наши койки рядом стояли. Вы – из военной контрразведки.

Действительно, в прошлом году от взрывной волны разорвавшегося рядом снаряда Русовой получил тяжелую контузию. Просто чудо, что его не зацепил ни один осколок. В госпитале пришлось проваляться три недели – контузия плохо поддавалась лечению. По-настоящему от контузии он не оправился и до сих пор – временами его донимали тяжелые головные боли.

– Что-то я тебя не припомню, солдатик.

– С правой стороны от вас танкист лежал с перевязанным лицом.

– Верно, лежал, – вспоминая, согласился полковник.

– Я и есть тот танкист.

– Ах, вот оно что, – растроганно произнес полковник Русовой. – Говорили, что у тебя ранение очень тяжелое.

– Все так, едва выжил. Комиссовать хотели. А что мне сейчас в тылу делать, когда все воюют? Попросился на любую службу, только чтобы на фронт. Вот дежурным КПП сделали. Товарищ полковник, может, вы мне посодействуете, мне бы на передовую, а? Немцы всю семью мою под корень, кому, как не мне, мстить!

– Как тебя зовут? Напомни.

– Васильев Петр. Шестьсот сорок пятый запасной полк.

Полковник Русовой записал в блокнот.

– Чудес не обещаю. Врачи – такой народ: с ними особенно и не поспоришь, по себе знаю. Но если появится такая возможность, что-нибудь придумаю… В контрразведку пойдешь?

– Куда угодно пойду, товарищ полковник, только чтобы этих гадов бить!

– Тогда – до скорого!

– Спасибо, товарищ полковник! – бодро отозвался сержант и взял под козырек.

– Да чего уж там, – отмахнулся Русовой. – Ведь ты же не на танцы просишься, а врага бить!

Полковник Русовой поехал дальше, тронутый неожиданной встречей. Вот оно как бывает…

Начальник штаба Первого Белорусского фронта генерал-полковник Малинин встретил Русового тепло. Велел заварить для гостя крепкого чая, до которого и сам был весьма охоч.

– Давай рассказывай, что там у тебя?

Не всякий раз полковник Русовой подъезжал лично в штаб фронта. Чаще всего отправлял документы с офицерами, умевшими четко доложить и растолковать позицию контрразведки. А дальше штаб фронта по собственному усмотрению распоряжался полученной информацией.

– Нами обнаружена и обезврежена группа диверсантов штаба «Валли». – Генерал-полковник едва кивнул, давая понять, что сообщение важное. – К сожалению, целиком группу взять не удалось. Но мы захватили командира группы. Это некто гауптштурмфюрер Штольце – весьма любопытная личность! И радиста. На счету Штольце десятки успешных операций, проведенных в нашем тылу. Воевал в Югославии и Польше. Один из немногих, кому лично доверяет Кальтенбруннер.

Вошел адъютант, на небольшой фанерке, приспособленной под поднос, стояли две жестяные кружки крепко заваренного чая, вазочка с вареньем и небольшое блюдечко с печеньем кустарной выпечки.

– Кальтенбруннер поручил организовать ему нападение на архив штаба Девяносто первого стрелкового корпуса и захватить документы, чтобы установить направление предполагаемого главного удара. Немецкое командование не исключает, что наступление может начаться в полосе Первого Белорусского фронта.

Малинин подошел к большому столу, на котором лежала карта. Минск освободили еще две недели назад. Последние несколько дней добивали группы эсэсовцев, оставшихся в минском «котле» и не пожелавших сдаваться. Уже были освобождены Борисов, Логойск, Смолевичи. Красная армия могучим валом продолжала накатываться, грозя смести на своем пути всякое сопротивление.