Стивен Хантер - Стрелок

Лес не мог сказать, искренни ли его слова. Он повторял их часто, иногда искренне, иногда нет.

– Я обожаю, когда ты говоришь вот так.

– Хелен, я понимаю, как тебе приходится несладко. Ты держишься замечательно. Ты – моя девочка, всегда приходишь мне на помощь… Ты – главная героиня этого кино. Я так тебя люблю – наверное, умру от любви, если меня не прикончат «фараоны». Я – самый счастливый человек на свете.

Далее последовали глупые нежности, которыми обмениваются влюбленные, после чего – секс, доставивший огромное удовольствие.

Кокисвилль, штат Мэриленд

Наши дни

– И чем вы занимаетесь, юная леди? – спросила миссис Тисдейл.

– Я – редактор программы новостей канала «Фокс ньюс» в Вашингтоне, – ответила Никки.

– Терпеть не могу «Фокс ньюс», – сказала миссис Тисдейл.

– Мне часто приходится это слышать.

– Что ж, милочка, постараюсь не держать это против вас. Людям приходится брать то, что им доступно. И все-таки кто этот человек? Он немой?

– Это мой отец. Когда я училась в старших классах школы и приходила домой поздно после свиданий, он говорил, и много. Но сейчас по большей части молчит. Можно сказать, пересох.

Повернувшись, миссис Тисдейл пристально посмотрела на Свэггера. Тот почувствовал себя голым, хотя и был в костюме при галстуке.

– Вы герой? В письме говорилось, вы отличились на военной службе.

– Сам отец не считает себя героем, – заметила Никки. – Он считает, что ему просто везло. Говорит, что всех настоящих героев убили. Но он трижды отправлялся во Вьетнам, хотя одна командировка закончилась преждевременно из-за ранений. С другой стороны, другая затянулась.

– Сэр, а вы сами можете что-нибудь сказать, пожалуйста?

Миссис Тисдейл постаралась оформить свою комнату как можно жизнерадостнее, однако повсюду маячил мрак смерти. Все было желтым: искусственные цветы и картины, изображающие лужайки, ручьи и овечек. И еще здесь стояло медицинское оборудование стоимостью по меньшей мере в миллион, сверкающее, с трубками, ручками и шкалами повсюду, предназначенное для того, чтобы еще несколько секунд продержать в живых тех, кто уже давно должен был умереть. Часть оборудования была подключена к электричеству, другая была таинственно инертной. Каждые несколько секунд что-нибудь пищало. Боб, как и следовало ожидать, терпеть не мог больницы и все остальное, что напоминало ему о том, как он очнулся на Филиппинах и обнаружил, что бедро у него разбито вдребезги, а его наводчика Донни Фена, героя-футболиста и просто отличного парня, командировка которого подходила к концу, больше нет в живых.

– Здравствуйте, – сказал Боб. – Спасибо, что так быстро согласились с нами встретиться.

– Я теперь ничего не могу откладывать надолго.

Детективная фирма, взяв за это весьма приличные деньги, разыскала девяносточетырехлетнюю миссис Тисдейл, урожденную Мэри С. Бриджуотер, здесь, в этом пансионате, где она, пережив или разругавшись со всем своим семейством – хотя ей, похоже, не было до этого никакого дела, – теперь лежала на койке в веселеньком желтом халате, говорившем о ярких воспоминаниях. Эта женщина привыкла смотреть вперед, а не оглядываться назад, – это чувствовалось по ее гордо торчащему подбородку, хотя сейчас она и была подключена к кислородному баллону с помощью маски и трубки и за ее состоянием следил десяток автоматических приборов, придававших ей сходство с существом, сотворенным Франкенштейном. Она была жива!

– Я вам крайне признателен, – сказал Боб.

Старуха снова повернулась к Никки.

– Почему вы здесь, а не творите ложь в Вашингтоне?

– Я занимаюсь этим только по вторникам. А сегодня четверг.

– Замечательный ответ, – похвалила ее миссис Тисдейл. – Мне доставляет удовольствие видеть перед собой такую шуструю девушку.

– На самом деле я здесь потому, что умная и обаятельная и умею брать интервью. А мой отец в этом ничего не смыслит. Поэтому он попросил меня приехать вместе с ним и проследить за тем, чтобы все… понимаете, прошло гладко – как он сам выразился.

– Что ж, вы в этом преуспели. Мистер Герой, вы незаурядный человек, если воспитали такую очаровательную, умную дочь. Когда она перейдет на Си-эн-эн?

– Ей уже предлагали. Но она слишком упрямая и не хочет шевелиться. Упертая девчонка. Ничего ей не втолкуешь.

– Ну раз мне она понравилась, полагаю, вы тоже должны мне понравиться. Итак… вы сказали, Блю-Ай. Боже милосердный, я уехала из Блю-Ай в сорок первом году, когда мне было семнадцать лет. Мой отец – инженер, но во времена Великой депрессии смог устроиться лишь чертежником – получил место на авиационном заводе «Мартин», под Балтимором. И с тех самых пор я жила там, в очаровательной долине, с двумя мужьями, шестью детьми и не могу точно сказать, сколькими внуками, чьи имена я тоже, пожалуй, уже не вспомню. Как видите, мозг мой стал похож на большой кусок швейцарского сыра, и, боюсь, та часть, которая содержала воспоминания о Блю-Ай, превратилась в сплошной пустой пузырь. Позвольте спросить, с чем все это связано? Если в письме и говорилось, я все забыла.