Стивен Хантер - Стрелок

– Так, Лес, – наконец не выдержал Тони, – я тебя очень люблю, но ты здесь не для того, чтобы это услышать. У тебя что-то случилось. Чем я могу тебе помочь? Я перед тобой в долгу, дружище, в неоплатном долгу.

– О, да это такое старье, забудь обо всем, – сказал Лес, сознавая, что забыть это невозможно.

В 1924 году, когда обоим было по шестнадцать, они ограбили парикмахерскую на Мелроуз-парк, на западной окраине города за Оук-парком, а когда выходили, их уже ждал патрульный полицейский. Он схватил подростков, те стали отбиваться, и Лесу удалось вырваться, но полицейский О’Дойл, или как там его звали, опустил шестидюймовую дубинку Тони на голову, и когда тот отключился и упал, надел на него наручники. Затем поднял его на ноги, оттащил к ближайшей будке экстренной связи, усадил на бордюр, а сам стал звонить в участок, чтобы за плохим мальчиком прислали «воронок».

Поскольку для Тони это задержание стало бы десятым, ему светили серьезные неприятности. Парикмахера они огрели с такой силой, что тот так и не очнулся, и это могло потянуть на умышленное убийство. В свои шестнадцать на «сковородку» Тони не отправился бы, но сорок лет за решеткой запросто смог бы получить. И тогда – никакого большого дома в Ривер-Форест, никакой Джинни, никаких «двух малышей и третий на подходе», никаких крупных дел, никакого места в организации Нитто, никаких перспектив, помимо того, чтобы каждый божий день до самого 1964 года удовлетворять в сортире черномазых.

Однако прежде чем полицейский Как-там-его успел набрать номер, Лес спрыгнул на него с крыши и треснул по голове обломком кирпича, вырубив наповал. Он не убежал, а остался и освободил своего товарища. Приятелям пришлось несколько минут обыскивать отключившегося легавого, но в конце концов они нашли ключ, отперли наручники и скрылись в ночи, хохоча, словно сумасшедшие…

– Да, мне действительно нужна одна любезность, – сказал Лес. – Кажется, я никогда не просил тебя ни о чем, даже когда люди Капоне сказали мне проваливать ко всем чертям.

– Выкладывай. Ты знаешь, я посмотрю, что можно сделать.

– Ты говорил про ребят, которых завалили. Джонни, Гомер, теперь вот Чарли. Ты даже не знаешь, что меня встретил один ковбой, который чуть не оставил у меня на голове навсегда новый пробор, – но я едва унес ноги, и голова моя осталась целой.

– Ну, – сказал Тони, – я слышал, что Флойд спалился потому, что въехал в дерево.

– Я работал с ним вместе. Да, это был далеко не гений. Тупой, как таракан. Зато остальные ребята были все до одного толковые, осторожные, профессионалы, лучшие из лучших. И вот видеть, как их пришили, чувствовать, как так же едва не расправились со мной… все это очень странно, когда полтора года до того никто и близко не подходил. И вдруг началось вот такое. Понимаешь, к чему я клоню?

– Я внимательно слушаю.

Лес выложил всё: свои опасения, что только одна организация способна собирать и координировать информацию по всему Среднему Западу, получая достоверные указания «где и когда» на звезд ограбления банков, и этой организацией заправляют итальянцы, по какой-то причине решившие вывести из игры всех стрелков с «Томпсонами».

– Ну, я сам ничего об этом не слышал, – сказал Тони, выслушав своего приятеля. – Если честно, это какая-то бессмыслица, поскольку пока Отдел занят охотой на вас, ребята, мы просто потихоньку затекаем туда и сюда… Господи, Лес, ты даже не представляешь, где мы уже есть. Не только в борделях, клубах и тотализаторе. Нет, мы в профсоюзах, в магазинах, в кино, черт возьми, контролируем телеграф и радио… Боже, да мы везде!

– Я тоже не вижу тут никакого смысла, – признался Лес. – Но знаю, что в игру вступили головы, способные просчитывать все на много ходов вперед; простые бойцы, вроде нас с тобой, не могут рассуждать на таком уровне.

Тони вынужден был признать, что это правда.

– Значит, ты хочешь, чтобы я постарался что-нибудь разнюхать?

– Это будет слишком медленно. Нет, я хочу как можно быстрее заткнуть эту дыру и вернуться к делу.

– Не вздумай начинать войну. Эти старые итальяшки смогут за час вывести на улицу сотню вооруженных ребят, которые сразу же начнут на тебя охоту. За тебя возьмутся круто, по полной. Мне бы этого не хотелось.

– У меня и в мыслях нет ничего такого. Но если за всем этим стоит только один человек и кто-нибудь его прикончит, кто об этом узнает? Никто не свяжет одно с другим. Все решат, что это какая-то давняя вражда. Вы, ребята, славитесь своими кровными обидами, которые улаживаются в Чикаго в каждом переулке шесть ночей в неделю.