Стивен Хантер - Стрелок

Он едва не попал в цель, наткнувшись на французского крупнокалиберного зверя под названием «Гочкис модель 1922». У этой штуковины был такой вид, будто ее смастерили в кафе на Монмартре, после целого дня, проведенного со шлюхами и стаканчиками абсента, в результате чего получилась эта безумная головоломка из углов, защелок и винтов. В том варианте, который нашел Боб, даже имелось отверстие под большой палец в прикладе, в остальном похожем на скрипку, тщетно старающуюся выглядеть крутой. Но французишки с радостью приладили к дулу большую железную болванку, чтобы удержать поток пуль калибра 7,9 мм от блуждания по всем окрестностям. Бобу показалось, что он наконец наткнулся если не на золотую жилу, то хотя бы просто на жилу, пусть по фотографиям в Сети нельзя было определить, сколько в болванке отверстий, двенадцать или нет. Но, хоть приблизить изображение было невозможно, он мог приблизить глаза к экрану.

Увы – на расстоянии шесть дюймов французский пулемет раскрыл свой обман. Задняя часть приспособления, как раз там, где оно становилось круглым, чтобы соответствовать дулу, не имела того самого изящного изгиба, которым обладала трубка, лежащая на столе.

Боб снова и снова рассматривал ее, поражаясь искусству творца, мастерству обработки металла. Оружие состоит из обработанных кусков стали, соединенных вместе; всю свою жизнь Свэггер изучал эти куски и то, как они соединяются друг с другом; и человек, выточивший на токарном станке эту штуковину, был мастер своего дела, один из тех, кто всю жизнь доводит свой талант до совершенства. Этот цилиндр был достоин религиозного поклонения. Черт возьми, парень знал свое дело.

Боб взглянул на часы. В Вирджинии скоро рассвет. Он зашел в тупик и ничего не узнал. Когда же наступит прорыв, долгожданная «эврика»?

Подобно предмету, лежащему на столе, это оставалось загадкой.

«Комиски-парк», Чикаго

24 июля 1934 года

Ночью Чарльзу снились кошмары. Как обычно, война – бескрайний ландшафт грязи и колючей проволоки, лица убитых ребят, погибших ни за что, бледные мертвые тела под нескончаемым дождем, нежные черты юных лиц, если они не изувечены пулей или осколком, ад, куда проваливаются молодость и смех, бессмысленные оловянные побрякушки на пестрых ленточках, с которыми Свэггер вернулся домой. Он проснулся, мокрый от пота, ощущая голод первобытных позывов, о которых нельзя было даже думать, в сочетании с самопрезрением и чувством невыполненного долга – столько обязательств, бесконечная боль двух его сыновей, вселенная без надежды…

В девять часов он встал, принял душ, надел брюки и рубашку с коротким рукавом; пиджак, галстук и пистолет в кобуре запер в чемодан, который засунул под кровать. Спустившись вниз, отправился в закусочную – в этот потерянный понедельник Чарльз начисто забыл про то, что нужно есть, – и купил «Трибьюн» и «Геральд экзаминер». Заказав яичницу с беконом, за завтраком наконец прочитал, как вселенная отнеслась к смерти Джона Диллинджера.

Все это не имело никакого сходства с тем миром, который запомнил Чарльз. В мире, сотворенном газетами, героический сотрудник федеральных правоохранительных органов Мелвин Первис практически в одиночку выследил и убил чудовище. Чарльз едва не рассмеялся, поскольку это было вопиющей неправдой, однако полностью соответствовало непреложной логике своеобразной политики чикагского отделения.

Да, Сэм – босс; да, Хью Клегг – его первый заместитель. Но в то же время Мелвин Первис также здесь, и поскольку он красивый, любезный, вежливый, элегантный, журналисты его обожают, и Чарльз предположил, что чем дольше так будет продолжаться, тем больше будет выходить на передний план Первис, а Отдел расследований отступит в тень. Тот, кто знал правду, посмеивался втихаря, но никто не обижался на Мелвина. На самом деле тот и не стремился выставить себя героем, не бахвалился своими подвигами; просто он был здесь, журналисты знали и любили его, и им проще всего было выставить его в лучах славы. Только очень сильный духом человек смог бы на месте Первиса устоять от соблазна самопрославления.

Чарльз едва не рассмеялся вслух, предположив, что старому мерзавцу «холостяку» директору в далеком Вашингтоне сегодня утром потребуется сразу три стакана содовой. Его наверняка хватил апоплексический удар. Произошло то самое, чего он не хотел, но в то же время он никак не мог это предотвратить. И что ему делать теперь – выгнать своего «героя»?