Александр Тамоников - Последняя тайна рейха

До северо-западной оконечности замка было не больше ста метров. Он видел острый северный угол, свое окно, в котором еще горел свет. По комнате сновали тени. Иногда доносились крики разъяренных людей. Остальные окна сливались со стенами, лишь в отдельных местах возникали и пропадали мутные блики.

Слева, за замком и зелеными насаждениями, виднелась часть аэродромного поля. Там горели огни и бегали люди, словно физзарядку проводили.

Олег лежал, терпел, но холод делал свое подлое дело. Ночи в Германии далеко не тропические.

В голове майора контрразведки СМЕРШ кипели мысли.

«Заветная цель максимально отдалилась. О выполнении задания на сто процентов можно забыть. Я должен выполнить хотя бы часть. Мне удалось повредить прибор в самолете, но не факт, что от этого зависит его живучесть в воздухе. Если пилоты обнаружат неисправность до взлета, то исправят ее за десять минут.

Будут ли немцы меня искать? Да, какое-то время. Но не найдут и оставят это тщетное занятие. Я тут один, никому особо не нужен. Мои выпады могут быть болезненными, но по-крупному ни на что не влияют.

Да, барон доверился не тому человеку, но уж справится как-нибудь с уязвленным самолюбием. Самолет не вылетит раньше назначенного срока. Делать это из-за меня — просто оскорбление для целой кучи вооруженного народа. Фон Гертенберг прикажет усилить посты на аэродроме, на дороге. Объявлять в замке осадное положение он тоже не будет. Ему невдомек, что я могу вернуться к тигру в пасть, попытаться взять барона живым или убить его.

Проникнуть в замок не так уж и сложно. Не надо идти через КПП или изображать чудеса альпинизма. В северном углу есть пролом в стене, прикрытый маскировочной сеткой. Один часовой, даже два — не помеха. Во всяком случае, попытка не пытка. — Он трясся от холода, скрипел зубами. — Нет, не зря погибли красноармейцы, преследовавшие диверсантов, полегла тьма хорошего народа у здания штаба в Швайцбурге. Я должен довести свое дело до победного конца. Плевать мне на то, что это звучит как полный абсурд!»

В окрестностях замка появились люди, и Олегу стало веселее. По крайней мере, это помогло ему забыть про холод. Эсэсовцы, которых было никак не менее взвода, прочесывали территорию, прилегающую к зданиям.

Сначала он услышал приглушенные голоса. Их принес ветер. Солдаты шли с юга, выстроившись в цепь. Сумрачные силуэты колыхались в воздухе. Они с минимальным интервалом двигались вдоль замковой стены, по сглаженному рву вокруг старой крепости, перебирались по скалам, углублялись в лес позади них, выдерживали темп, обменивались замечаниями и шуточками. Позвякивал металл, катились камешки со скалы.

Олег понял, что через минуту эсэсовцы будут здесь, покинул наблюдательный пост, отполз назад, развернулся и стал вдавливаться вперед ногами в черную дыру, прорезающую камень. Он не нервничал, понимал, что все в руках судьбы, работал плечами, ногами, задним местом. Автомат пристроил на грудь. Втиснувшись в щель, Потанин вытянул руки за голову, нащупал булыжник, который облюбовал заранее, подтащил его к голове и закупорил отверстие. Стало совсем темно.

Он лежал, спокойный как буддийский монах, пристроив большой палец на спусковой крючок. Металлический ствол холодил щеку. Первая очередь достанется тому, кто откатит камень. А последнюю пулю можно будет пустить и себе в подбородок.

Солдаты шли внизу, под скалами, и обсуждали какого-то Вагнера, который несколько часов назад дезертировал из подразделения. Сдали нервы у человека. Он оставил оружие, эсэсовское облачение, вырядился в штатское и рванул в южном направлении, даже не попрощавшись с товарищами.

Это возмутительно! Солдаты обязаны до конца выполнять свой долг. Совершенно не важно, нравится им это или нет. В крайнем случае можно поступить как старина Вольфганг. Он ушел от всех подальше, покурил на природе, а потом выдернул чеку из гранаты, на которой сидел. Она была противотанковой. Соответственно, осталось от старины Вольфганга немного.

Сослуживец возражал. Мол, это тоже эгоистичный поступок. Хочешь себя убить, воспользуйся пулей. Зачем переводить гранату, которой можно подорвать русский танк?

Беседа была чертовски содержательной.

«Наша Таня громко плачет, — декламировал про себя Олег. — Уронила в речку мячик. Тише, Танечка, не плачь, все равно соседский мяч».

Солдаты внизу проследовали мимо, но те, которые шли левее, уже взбирались на скалу. Они чертыхались, кто-то споткнулся, товарищ подставил ему плечо. Им было не до беседы, приходилось смотреть под ноги. Скрипела каменная крошка, эсэсовцы тяжело дышали.