Евгений Сухов - След предателя

— Значит, старший оперуполномоченный?

— Так точно, товарищ подполковник.

— А почему не сразу ко мне? Я, конечно, понимаю, вы из Главного управления с особыми полномочиями, но все-таки не помешало бы уважить.

— Сразу не получилось, пришел сейчас.

— Если бы не дело, так и не явился бы, — буркнул недовольно подполковник. — Ладно, давай, присаживайся, что там у тебя?

Подполковник занимал в штабе небольшую комнатку. Здесь же, за соседним столом, сидела машинистка и бойко печатала документы. Романцев уловил взгляд Баранова, брошенный на девушку, и решил, что их отношения давно перешагнули служебные.

Через дощатую перегородку звучали отрывки телефонного разговора. Суть понять сложно, но ясно одно — начальник штаба слегка кипятился. Что-то у него не ладилось.

— Меня интересует дешифровщик Кондрашов из дивизиона авиационной разведки. К его работе были нарекания?

— Ничего такого за ним не обнаружено. Я его лично проверил. Работает он давно и очень добросовестно. Начальство им довольно, в том числе и я… Поначалу у него были другие обязанности, при штабе службу нес, но и там числился на хорошем счету. А потом, когда потребовался дешифровщик, его перевели в дивизион авиационной разведки.

— А почему именно его? Он что, дешифровщик?

— Да. Закончил Гомельское училище аэрофотослужбы. Прошел положенную проверку, потом его перевели в дивизион авиационной разведки.

— А можно мне взглянуть на его дело?

Подполковник Баранов выглядел невозмутимым, только в строгих, чуть прищуренных глазах промелькнуло едва заметное недовольство.

— Что ж, можно… Отчего не уважить московского гостя… с особыми полномочиями. Правда, дело его неполное… Полное хранится не у меня, а в штабе фронта. Но даже по нему можно составить о Кондрашове правильное представление.

Подполковник смотрел прямо, не отводя жесткого взгляда. Ни язвительных интонаций, ни кривых губ — все по-деловому. Принимается. Вышел из-за стола и прошел к громадному несгораемому шкафу, стоящему в углу комнаты. Вытащил из кармана ключи, открыл толстую тяжелую дверь, протестующе скрипнувшую.

— Как давно он на фронте?

— Практически с первых дней войны. Начинал где-то под Минском. — Немного порывшись, Баранов вытащил нужную папку. — Вот она, нашел… Сержант Петр Кондрашов.

— Я думал, что для таких папок у вас отдельная комната, а у вас все в одном сейфе хранится, — улыбнулся Романцев.

— Понимаю, куда клонишь. В этом сейфе я храню папки с личными делами своей агентуры, — прикрыл дверку Баранов. — Держи. Сам знаешь, у нас не приветствуется давать для ознакомления посторонним папки с делами своих информаторов… Считай, что сделал для тебя исключение.

— Я ценю это, товарищ подполковник, — с признательностью в голосе отозвался капитан Романцев и потянул за тесемку, завязанную аккуратным белым узелком.

Подполковник Баранов с ревнивой внимательностью наблюдал за неспешными действиями Тимофея. Не старый, но с сухими глубокими морщинами на лице и мускулистыми сильными руками, какие бывают только у человека, привыкшего к простому физическому труду, он внушал капитану доверие. Несмотря на внешнюю простоту, подполковник был с хитрецой, присущей людям, выросшим на земле. Более надежной опоры, чем такие люди, Советской власти не сыскать.

— Сержант Кондрашов у меня на особом счету, все-таки авиационная разведка — подразделение повышенной секретности, должен же я знать, что там происходит.

— Должны, — согласился капитан Романцев, переворачивая очередную страницу. — По положению в каждом подразделении должен быть информатор. — Некоторое время он вчитывался в текст, перебирая страницу за страницей. Подполковник Баранов нервно крутил в руках карандаш. — Значит, он попал в окружение?

— Да, его часть стояла под Минском. Западный фронт… Отступал в Белосток вместе с Первым стрелковым корпусом Второй дивизии. Вы же знаете, что там творилось…

Тимофей знал. По долгу службы ему приходилось сталкиваться с бойцами и офицерами, вырвавшимися из Минского котла. А с год назад ему удалось прочитать подробную записку начальника Третьего отдела Десятой армии полкового комиссара Лося, которого возмутило поведение маршала Кулика, отправленного Верховным главнокомандующим на Западный фронт для руководства армией и организации контрудара силами конно-механизированной группы.

Выехав на передовую, маршал тотчас же попал в окружение с остатками Десятой армии, и только по истечении двух недель ему удалось пробиться к своим. Но самое скверное было в том, что он, в нарушение распоряжения Верховного главнокомандующего ни при каких обстоятельствах не снимать знаки различия, не избавляться от документов и не снимать награды, приказал своему окружению уничтожить все документы, идентифицирующие личность, и избавиться от наград. (Надо признать, что его приказ выполнили не все.) Переодевшись в крестьянскую одежду, он выбирался из окружения на реквизированной подводе, выдавая себя за колхозника.