Александр Афанасьев - Счастье волков

Отдал две с половиной штуки долларов, но хорошо вооружился.

И хорошо, что успел. Они ведь и в самом деле могли его прирезать… зверье местное, что с него возьмешь. Местные горы для стамбульцев — все одно, что для нас Кавказ.

Держа застреленных мною убийц на прицеле, я приблизился. Один был мертв, а другой — еще жив, но точно не жилец. Кстати, неплохо болгары оружие делают. Я купил «крынков» — так они на американском рынке называются. Наш «АКС‐74У», но приклад, как у «АК‐74М», пластиковый и калибр 7,62*39. К автомату мне додали китайский коллиматорный прицел, но сказали, что хороший, боевики Исламского государства не жаловались.

И я не жалуюсь…

И за тысячу — бешеная цена — еще взял «макаров», болгарский, с запасными магазинами и глушителем. Бешеная цена — но не поторгуешься, особенно когда видят, что тебе надо срочно, прямо сейчас.

Обыскал умирающего — ни пистолета, ни документов, оставил его в покое, пусть и дальше умирает. Подошел к комиссару.

— Как жизнь?

Комиссар Хикмет к шуткам не был расположен, потому я поднял его на ноги, прислонил к машине — он сам стоять не мог. Пошел искать ключ от наручников.

— Ты как… тут оказался?

— Стреляли…

С запозданием я подумал, что турецкий комиссар фильм «Белое солнце пустыни» не смотрел и шутку не поймет.

Печально.

Ключи я нашел у убитого, вернулся, расстегнул наручники.

— Пить дай…

— В машине посмотри, у меня нету.

С запозданием подумал, что я машину не посмотрел — вдруг там еще один ствол. А мало ли что этому турку в голову взбредет.

— Как ты меня нашел?

Фургон мы бросили, отъехав километров на сорок. Теперь ехали в моей прокатной машине.

— Я же говорю — стреляли.

Комиссар помолчал, потом сказал:

— Не знал, что у русской мафии такие возможности.

Я правил машиной. Мимо нас проносились деревеньки, которые отличались от наших зеленью и обязательной белой стелой минарета. Нутряная Турция, глубинная. Мы опять ехали в Стамбул.

— Ты бы, чем мафией меня называть, лучше бы поблагодарил. Они убить тебя хотели, я видел.

— Зачем ты меня спас?

— Зачем? Затем, что ты мне нравишься, комиссар. Я про тебя поспрашивал, все сказали — честный ты человек. А они — нет. Они убийцы. Негодяи.

Комиссар смотрел в окно, на проносящиеся мимо нас деревни и рощи фруктовых деревьев, потом сказал:

— С теми, кто убил ваших людей в Проливах, как-то связан Вахид Захар. Он радикальных взглядов, хотя у него хватает ума их не показывать. Он был на пристани Бостанджи, когда оттуда отправилась лодка с убийцами. Ему кто-то звонил с пристани Кабаташ, когда оттуда отправлялся зафрахтованный теплоход. Телефон потом выкинули в воду, нам не удалось установить звонившего.

— Я понял.

— Пока это все, что я могу сделать для тебя, русский. И я все равно у тебя в долгу.

— Давай я попробую кое-что для тебя сделать. Ты голоден? Есть хочешь?

Мы остановились в какой-то деревушке… до Стамбула было еще километров семьдесят. Местная сельская локанта — как кафе, но со своей спецификой. Простые, крестьянские блюда, сидящие весь день мужчины… это главы семейств. Они не работают, если есть такая возможность. Вообще, если нас Ленин и Сталин научили до пота лица вкалывать, то тут над турком надо с дрыном стоять. Только отвернулся — он тут же сядет, ляжет… здесь, как и во Франции, в Италии, работают, чтобы жить, а не живут, чтобы работать.

— Зачем ты пошел против своих? — спросил я, когда нам налили густого чечевичного супа. — Тебя же не просто так пытались убить?

Хикмет долго не отвечал, хлебал суп, и я думал, что он уже и не ответит. Но он вдруг оставил суп в покое…

— Свои? Я уже не знаю, кто мне свой. Вот тебе — кто свой?

Я пожал плечами:

— Друзья. Русские.

И тоже задумался — татар я почему-то не назвал. Хотя кто я — казанский татарин? Но как-то так получается, что казанский татарин я в Казани, в республике и не дальше, а за ее пределами — мы все русские. И кто как, а я в этом даже не сомневаюсь…

— А вот я… знаешь, я родился и вырос в обычной семье… у нас всего хватало, отец был чиновником, а чиновники всегда хорошо получали. У нас был дом, целый дом, понимаешь, была американская машина марки «Бьюик», на которой мы ездили на берег Босфора… и знаешь, у нас были слоники.

— Слоники?

— Да, слоники. Семь маленьких слоников, на комод поставить. У нас мама не работала, все время дому посвящала, семье. Эти слоники стояли на комоде, на чистой скатерти, а над ними были семейные фотографии. Мой отец дал нам всем хорошее образование… и знаешь что?