Александр Афанасьев - Счастье волков

И есть Турция глубинная. Деревенская. Кондовая. Люди, которые переселились в города и живут в них вторым, а то и третьим поколением — но остаются глубоко деревенскими людьми.

Они почти всегда глубоко религиозны. И фанатично защищают себя, свой квартал и свою страну от чужаков. От любых чужаков. От евреев, от греков — им разницы нет, они всегда готовы бить и громить. И громят. Ксенофобия, расовая и религиозная ненависть — это образ их жизни. Им плевать на весь мир, они защищают свой маленький квартал с покосившимися домами. Как раз из такого района Султан — говорили, он уже в подростковом возрасте верховодил шайкой маленьких воришек.

В свое время огромную роль в европеизации Турции сыграли трудовые мигранты. После чудовищной войны Германия потеряла немалую часть мужского населения, и чтобы восполнить нехватку рабочих рук, стали выдавать визы для рабочих, в основном для турок. Современная Германия построена руками не только немцев, но и турок. Многие там и остались, некоторые мигранты во втором-третьем поколении занимают уже политические посты.

Но сейчас и это сломалось. Сейчас в Германию едут получать пособия, а не работать, перевозят туда семьи, рожают там детей, чтобы не депортировали, да и пособие больше. Женщины регистрируются как многодетные матери и получают пособия, мужчины сидят на их шее, целыми днями торчат в кафе или мечети. Годами не работают. Эти не только не становятся европейцами — они привозят в Европу свою деревню, свой религиозный квартал. Между той, первой диаспорой и этой существует плохо скрываемая вражда, у них даже социальные клубы — разные. Первая диаспора, у кого все еще есть турецкие паспорта, проголосовала за проевропейских политиков, вторая почти поголовно — за Султана.

А кто он?

Его семья всегда была проевропейской, а иначе было нельзя. Отец чиновник, если бы он был соблюдающим — могли бы тут же уволить. Он сам прошел долгую практику в Германии, немецкий и английский языки для него не менее родные и знакомые, чем турецкий.

Но сегодня он почувствовал, насколько он чужой в своей стране. Эти люди смотрели на него не как на защитника, а как на оккупанта. Им не нужен был его закон. У них был свой. И по их закону правосудие как раз свершилось. Жида выгнали из их маленького мирка и дали ему хороший урок. Чтобы он больше не смел открывать рестораны в их районе и кормить их. Прокормимся сами.

Уволиться?

Но кто тогда будет отстаивать закон? Они?

Он в одной книге читал — зло торжествует, если добро бездействует.

Нет, надо оставаться. А вот Альсия… может, и правильно будет, если она уедет. Она принадлежит к тому, другому миру ничуть не меньше, чем он сам. Но она еще и женщина. В Турции женщина подчиняется мужчине, и иначе быть не может. А она не сможет. Точно не сможет…

Комиссар подложил под кофейник купюру, в последний раз посмотрел на Босфор и пошел на выход…

Ближе к вечеру случилась еще одна разборка. Застрелили некоего Абу Вала, прямо посреди бела дня. Он вышел из кафе при мечети и садился в свой джип, когда проезжавший мимо мотоциклист несколько раз выстрелил в него. Насмерть.

Абу Вал был непростым человеком — он был из сирийского приграничья, контрабандист, одновременно с этим — соблюдающий. В криминальном мире он выполнял непростую функцию посредника между самыми разными силовыми группами интересов. Обычный криминал, вооруженные националисты, контрабандисты, вооруженные исламисты. Убийство посредника могло быть частью усилий по развязыванию криминальной бойни в Стамбуле.

Вообще все сильно походило на то, что криминальная война за азиатскую часть либо началась, либо вот-вот начнется.

Инспектор Демир подошел к нему, держа пистолет на шариковой ручке, продетой в спусковую скобу.

— Сбросил на перекрестке. Ушел по направлению к проспекту Багдади. Сейчас отсматриваем камеры…

Пистолет был «Зиг‐226». Но явно не оригинал — иранская копия. Из Сирии они идут потоком на черный рынок, потому что этим пистолетом вооружены стражи исламской революции. И Хезболла.

— Три выстрела на ходу, ни разу не промахнулся. Профи.

— Отдайте на экспертизу.

— Слушаюсь. И… эфенди комиссар?

— Да?

— Согласно вашему указанию я взял у компаний сотовой связи списки абонентов, находившихся в районе… ну там, где…

Он не сразу вспомнил… так забывают что-то постыдное. Стараются не помнить.

— Хорошо, давайте. Вы молодец, инспектор.

Сев в машину, комиссар подумал — может, выбросить этот список в мусорку? Сейчас криминальная война в городе начнется, а он…