Александр Афанасьев - Счастье волков

— Кто оформлял сделки? Я хочу с ним поговорить.

— Это клиент моего компаньона.

— Его имя?

— Александр Баширов. Но его сейчас нет.

— Где же он?

Кямран пожал плечами.

— У него доля. Он не обязан каждый день приходить на работу.

— Он русский? — поинтересовался комиссар.

— Нет, татарин. Они живут в России, на Волге. Они правоверные…

— И у него тоже есть разрешение на работу?

— У него есть гражданство. Как и у меня.

Форменные бандиты. Даже с виду…

В агентстве ему дали номер телефона Баширова. Он, как и следовало ожидать, на звонок не ответил.

Комиссар сел в машину и глубоко задумался.

Его учитель, криминальный комиссар Вермеер, был типичным немцем. Он не верил ни в дедукцию, ни в озарения, но он верил, что всё и все оставляют свой след в этом мире. Если происходило какое-то преступление, Вермеер начинал неторопливо, но цепко отрабатывать все варианты того, как найти след, — он опрашивал соседей, забирал видео с камер наблюдения по всему району, запрашивал данные с камер контроля скорости, запрашивал данные у операторов сотовых телефонов… потом все это загружал в компьютер и сравнивал, сравнивал, сравнивал. Удивительно, но довольно часто так и удавалось раскрыть дело — просто очертить круг возможных подозреваемых или даже среду, откуда они могли появиться — а потом методично сравнивать их положение в пространстве и времени с положением в пространстве и времени потерпевшего. Однажды им так удалось раскрыть убийство преподавателя гамбургского университета, получившего крупное наследство, — и дело было вовсе не в наследстве. Комиссар отследил одного из его коллег неподалеку… там, где он не должен был находиться. Он и оказался убийцей. Шокирующая правда была в том, что профессор был его научным руководителем и присвоил некоторые из его наработок в области химии. Но так как ему никто бы не поверил, молодой аспирант решил просто убить своего наставника…

А вот у Хикмета было другое… странно, но он находил в себе какое-то чутье, которое безошибочно подсказывало — лжет человек или нет. Он видел это точно так же, как другие видят русые волосы или голубые глаза собеседника. И если человек лжет полицейскому — то надо думать, почему.

Вермееру он никогда не говорил об этом — тот посмеялся бы, Вермеер вообще не верил ни во что, что не укладывалось бы в его протестантскую логику. Но он умел прислушиваться к себе.

И в этом агентстве ему солгали и не раз…

Пока Хикмет думал, что делать, зазвонил телефон. Он посмотрел на номер — служебный.

Когда комиссар подъехал — тут были люди из его отдела. И пожарные. Огонь уже потушили…

— Что произошло?

Инспектор Гюле достал телефон, нашел галерею.

— Вот, посмотрите…

Комиссар Хикмет взял телефон, начал просматривать кадры, чувствуя, как сильнее бьется сердце и темнеет в глазах.

— Полицию вызвала уже пожарная охрана, никто из соседей не вызвал. Показания они давать отказываются, но то, что удалось установить, — подъехали две машины, вышли несколько человек в масках, жестоко избили владельца заведения, клиентов прогнали, само заведение подожгли. И вот… это на стене было написано. Напротив.

Черная краска. Баллончик.

Смерть жидам!

— Где она?

— Она туда сразу поднялась. Эфенди комиссар…

— Спасибо, инспектор. Завтра продолжим.

— Да, эфенди…

Комиссар Хикмет зашагал к приемному покою, чувствуя, как давит на него небо…

Альсия сидела на стуле в коридоре больницы. Когда он приблизился, она предостерегающе подняла руку.

— Нет. Не надо.

Он остался стоять.

— Он жив?

— Сейчас делают операцию.

Хикмет хотел сказать банальное — иншалла, он поправится, но тут же вспомнил, что бойфренд Альсии еврей, а про еврея нельзя говорить иншалла — это харам. И Альсия это, видимо, заметила.

— Он… поправится.

Она нервно встала со своего стула. Достала сигареты, несмотря на то что тут нельзя курить.

— Господи… господи, зачем я сюда вернулась. Можно было бы остаться там, но я поверила… поверила.

— Разве ты вернулась не ради нас?

— Ради нас… ради вас… я вернулась ради страны, я верила, что вот-вот, совсем скоро — мы вступим в ЕС или начнем, по крайней мере, вступать. Какой же я была дурой…

— Зачем ты это здесь говоришь?

— Затем, что кто-то, когда-то должен это сказать! Нас не пригласили в ЕС, потому что нам нечего там делать! Мы остаемся такими же, какими были и сто, и двести, и триста лет тому назад. Мы можем носить костюмы британского кроя, но только свистни — и мы готовы бежать за коляской [10] Существовавшая до начала XIX века традиция, по которой все придворные, в том числе высшего ранга, обязаны были бегом толкать коляску султана, которой он правил лично. .