Используя разницу в массе, Сергей мотанул противника, мешая его устойчивости, но тот присел, сместив центр тяжести и все еще пытаясь овладеть пистолетом. Знахарь вдруг ощутил ярость, слепую, всепоглощающую, какую он ощущал только несколько раз в жизни, в бою, в смертельном бою. Он не любил и побаивался этого своего состояния, так как терял контроль над собой и над окружающей обстановкой. На войне это могло обернуться смертельной опасностью для него, а в мирной жизни — для других, что ничем не лучше.
В такие минуты, нет, скорее, секунды сознание покидало его, и он потом никогда не мог вспомнить детали происшедшего, а рассказы своих друзей о себе слушал с ненаигранным изумлением.
Вот и теперь он стал воспринимать окружающий мир, уже стоя на коленях над телом снайпера, лежащего с окровавленным лицом и неестественно вывернутой, явно сломанной в локте правой рукой. Испугавшись, он профессионально запустил руку под ворот свитера снайпера, нащупывая пульс, и с облегчением вздохнул: тот был жив.
Знахарь разрезал ножом рукав на бушлате поверженного противника. Действительно перелом. Он завел ему руку за спину, соорудил из валявшегося неподалеку ящика шины, зафиксировал руку в нужном положении и с помощью снятого с него же ремня закрепил на шее. Получилась этакая перевязь наоборот, но суть от этого не пострадала. Сергей еще внутренне поиронизировал над собой: "Гиппократ… твою мать!"
Затем он привязал левую, здоровую руку снайпера к его правой ноге и перешел к его напарнику. Быстро и сноровисто связал его. Так вяжут барана перед тем, как его стричь или резать.
Проделав это, Знахарь лег на место поверженного снайпера, установил винтовку и посмотрел в видоискатель. Дом, где проживал Веренсен, располагался не напротив, а перпендикулярно, видимо разместить снайперов напротив не оказалось возможным, но двор, балкон и подъезд Веренсена просматривались и простреливались отлично. Еще одна снайперская группа, расположенная на другом чердаке, контролировала заднюю часть дома бельгийца.
Сергей вытащил из кармана мобильник.
— Галчонок…
— Наконец-то! Что так долго! Я чуть с ума не сошла!
— Детка, пора. Как только подожжешь шнур, сразу уходи.
…Пойду кое-что подкуплю, — сообщила Галина охраннице, чем несколько удивила ее, поскольку раньше никогда не отчитывалась, уходя. — Вернусь через часок. Или позже…
Дым из окна четвертого этажа сочился пока тонкой струйкой, но уже набирал силу…
В квартире Кнута Веренсена раздался телефонный звонок.
— Хэллоу, — подняв трубку, произнес хозяин квартиры.
— Господин Веренсен, я звоню по поводу облигаций. Вы понимаете, о чем речь?
— О, та. Я слюшать вас внимательно.
— Назначенный вами срок еще не истек. Надеюсь, сегодня еще не поздно представить облигации к погашению?
— Нет условно.
— Что? Я вас не понял.
— Извините, я хотел говорить — безусловно. Конечно.
— A-а… Хорошо. Сейчас к вам придет человек и принесет облигации…
— Та, понимать. Я был ожидать.
— Но к вам невозможно попасть. Наши конкуренты окружили весь дом, и охрана тоже вряд ли его пропустит.
— Я говорить секьюрити, чтобы его пропускать. Ноу проблем.
— Нет-нет, этого делать не надо. Вы только скажите своим телохранителям, тем, что у вас в квартире, чтобы они не стреляли в человека в шлеме.
— Что это? Я не понимать.
— Шлем. Каска. Ну… Хелм, — произнес Андрей по-немецки, полагая, что этот язык ближе и норвежцу, и датчанину, и бельгийцу, черт бы его побрал, ему не было даже известно, какой язык Веренсену родной, вдруг он вспомнил, что по-английски похоже звучит слово "руль" и произнес уже по-английски: — Хелмит, — тем более, что этот хрен был почти так же сладок, как та редька.
— А, хелм, понимать. Защитный шапка, правильно?
— Да, совершенно верно. Шлем. Так им и скажите, хорошо?
— Шлем, — добросовестно и в общем-то верно повторил банкир. — Карашо.
— Очень надеемся на вашу… — В последний момент Андрей решил не затрагивать тему порядочности и произнес: — На ваш профессионализм, господин Веренсен.
— О, та. Вы не можеть сомневаться.
— Всего доброго.
…Уже не новый пожарный автомобиль хотя и с выключенной сиреной, но довольно резво подъехал к импровизированному заслону и резко затормозил. Из него выскочили двое мужчин, облаченных в пожарное обмундирование, и с двух сторон подбежали к микроавтобусу. Это были Лавин и Шамышов.
— Отъезжайте! Не видите — дом горит! — прокричал Никита, подбегая к водителю.
Читать дальше