— Этот Фелтон — жадный ублюдок, — пробормотал он. — В машину надо опускать монету. И это для людей, которые живут в его здании.
Он сунул руку в карман, но потом послал все к черту. Он не собирался тратить свои собственные деньги на прачечную Фелтона. Ремо снова открыл дверцу машины и сунул руку в карман брюк Мошера. Он вытащил оттуда всю мелочь. Хорошо. Монет было достаточно. Ремо закрыл дверцу и сунул в щель шесть монет. Машина загудела и барабан начал вращаться. Ремо сунул в карман оставшиеся монеты и стал наблюдать за вихрем из одежды и плоти. Розовая пленка заволокла круглое окошечко. Это была кровь. Центробежная сила вращающегося цилиндра вытянет всю кровь из Мошера через вскрытую артерию. Жар высушит его, и за шестьдесят центов Мошер превратится в мумию.
Насвистывая, Ремо вернулся к лифту. — А теперь обратно, на двенадцатый этаж.
На двери частного лифта был тот же замок. Ремо сунул руку в карман за ключами, которые он вытащил из замка зажигания «кадиллака». Он обернулся назад на гараж и увидел пистолет.
Ремо подошел к тому месту, где опустил Мошера на цементный пол и поднял черный пистолет. Нужен ли он ему? Фелтон не будет иметь сомнений на тот счет, что случилось с Мошером, Теперь нет надобности в этом пистолете. Ремо сжал тяжелую рукоятку пистолета вспотевшей ладонью. Мак Клири всегда говорил: «Не слушай то, что Чжиун говорит тебе об оружии. Оно незаменимо. Носи его и используй».
Но Чжиун, когда Ремо наконец решился сказать ему об этом, продемонстрировал свое превосходство над огнестрельным оружием. Ремо заглянул в черное дуло. Чжиуну было почти семьдесят лет, он был много опытнее Мак Клири. Ремо забросил пистолет в темный угол. Оружие действительно чаще всего бесполезно.
Ключ вправо, потом влево. Ремо нажал кнопку PH. Поднимаясь на лифте, он разгладил свой костюм, поправил галстук, и, глядя в отражение на отполированной стальной панели с тремя кнопками, причесался.
Лифт остановился, но дверь не поднялась, «Конечно, — подумал Ремо, — должна быть еще одна кнопка, чтобы открыть дверь». Он не заметил того, что делала для этого Синти.
Он снова осмотрел панель. Три кнопки. Ничего больше. Его глаза осмотрели дверь, металлическую дверь. Ничего. Снова панель. Он собирался надавить на дверь, чтобы посмотреть, не откроется ли она от этого, когда услышал голоса. Лифт был сконструирован так, что человек, стоящий в нем на уровне двенадцатого этажа, мог слышать все, что происходит в библиотеке. Это был голос Синти. Она протестовала.
— Он совсем не такой. Он любит меня.
Голос Фелтона:
— Тогда почему он взял тысячу долларов, которые я предложил ему?
— Я не знаю. Я не знаю, что ты сказал ему. Может, ты угрожал.
— Не говори глупостей, моя дорогая. Он взял деньги потому, что я сказал, что он ничего не получит, если женится на тебе. Ему нужны были только твои деньги, дорогая. Я защищаю тебя. Ты можешь себе представить, что произойдет, если ты выйдешь за него замуж, а потом узнаешь, кто он на самом деле? Когда он взял деньги, я велел Марвину проводить его до автобуса.
— Меня это не волнует. Я люблю его. — Синти рыдала.
Ремо не хотела обвинять Фелтона во лжи в присутствии Синти. Для этого будет достаточно времени потом. Он достал бумажник и пересчитал деньги. Всего у него осталось тысяча двести долларов. У Смита будет сердечный приступ.
Он отсчитал тысячу долларов и положил бумажник на место. После этого нажал на дверь. Как он и предполагал, она скользнула вверх. Фелтон выглядел так, как будто только что получил удар в живот; Синти — словно избежала электрического стула.
Ремо кинул тысячу долларов на ковер, и едва сдерживая смех, величественно объявил:
— Я люблю Синти, а не ваши грязные деньги.
— Ремо, дорогой, — плачущая Синти бросилась к нему. Она обвила руками его шею и страстно целовала в щеки и губы. Ремо смотрел на Фелтона сквозь этот напор.
Фелтон был явно потрясен. Он посмотрел на Ремо и едва выдавил из себя:
— Мошер? Где Мошер?
— Он собирался проводить меня до автобуса. Потом он сам решил уехать. — Ремо улыбнулся и эта улыбка была немедленно осыпана поцелуями ищущих губ.
Самообладание вернулось к Фелтону за обедом. Они ели при свечах. Джеймс, дворецкий, прислуживал. Фелтон сказал, что прислуга уже отпущена и ему пришлось самому готовить мясо. Ремо пожаловался на слабый желудок и ничего не ел. Предварительные переговоры были завершены, это знали оба. Каждый из них знал, что настало время раскрывать карты. Обед служил кратковременным перемирием перед битвой, и Фелтон играл роль горделивого отца.
Читать дальше