Жорж Сименон - Крутой сюжет 1993, № 1

— Что это был за человек?

— Спокойный, очень приятный, может быть, немного грустный. Иногда часами сидел, закрывшись в своей комнате, и приходилось спрашивать, не заболел ли он. Порою разделял наш скромный завтрак и целый день помогал. Ему случалось пропадать на несколько дней, и он нас предупреждал, чтобы не беспокоились.

— Как вы к нему обращались?

— Месье Жан. Нас он звал по именам, за исключением мамы, конечно. Время от времени приносил нам шоколад, маленькие подарки.

— И никогда дорогих?

— Да мы бы их и не приняли.

— Он ничего не получал?

— К нему никто и никогда не приходил. Даже посыльный. Меня удивляло: как это человек, занимающийся коммерцией, не получает писем? Он объяснял, что в городе у него есть компаньон с конторой, куда и приходит вся корреспонденция.

— Он не казался вам странным?

В это время она оглянулась по сторонам и пробормотала:

— Тут, знаете ли…

Договорить не дал отец:

— Ваше здоровье, месье Мегрэ. За ваше расследование! Как вы можете заметить, я теперь ничто, не только в области искусства, но и в собственном доме. Я не протестую. Молчу. Они, конечно, любезны, но для человека, который…

— Не приставай к комиссару со своими разговорами, папа!

— Вот видите?

— Вы не знаете, когда в последний раз ваш жилец уходил с чемоданом?

Ответила старшая, Ольга:

— В последнюю субботу перед…

Она умолкла, заколебалась.

— Перед чем?

Младшая вновь взяла разговор в свои руки.

— Не красней, Ольга. Мы всегда подтрунивали над сестрой за ее мимолетное увлечение месье Жаном. Ни возрастом, ни красотой он…

— А ты?

— Опустим это. В субботу около шести часов он ушел с чемоданом, что очень нас удивило, так как до этого брал чемодан только по понедельникам.

— По понедельникам после обеда?

— Да. Мы ожидали, что он вернется: подумали, отправился куда-то на уик-энд, и посмеялись над Ольгой, которая надулась. В котором часу он вернулся, не знаем. Обычно мы ждали, чтобы открыть ему дверь. В воскресенье утром, думая, что его комната пуста, мы как раз говорили о нем, и вдруг выходит он с болезненным видом и просит отца сделать одолжение, раздобыть бутылку спиртного. Говорит, простудился. Часть дня провел в постели. Убиравшая его комнату Ольга обратила внимание, что чемодана нет. Но, по ее словам, она заметила и другое.

— И уверена в этом.

— Возможно. Ты ведь была к нему ближе, чем мы.

— Я уверена, что костюм как-то изменился. Тоже синий, но не его, и, когда он оделся, убедилась: широк ему в плечах.

— Он ничего об этом не говорил?

— Нет. Да и мы даже не намекнули. А поскольку он пожаловался, что у него грипп, неделю безвылазно пролежал в постели.

— Он читал газеты?

— Как и мы, утреннюю и вечернюю.

— Вы ничего не заметили особенного?

— Нет. Кроме того, что он стал закрываться в комнате, если кто-нибудь стучал во входную дверь.

— Когда он начал выходить?

— Через неделю с небольшим. В последний раз он ночевал здесь в ночь с 11 на 12 марта. Это легко уточнить по календарю в его комнате: с тех пор никто не обрывал листков.

— Что мы должны делать, господин комиссар? — с беспокойством спросила мать. — Вы действительно верите, что он совершил преступление?

— Не знаю, мадам.

— Но если полиция его разыскивает…

— Вы позволите нам посмотреть его комнату?

Она была в начале коридора. Обширная, без излишеств, но опрятная, со старой навощенной мебелью и репродукциями Микеланджело на стенах. В правом углу стояла большая черная, обвязанная веревкой дорожная сумка самого обычного типа.

— Открой, Жанвье.

— Мне выйти? — спросила девушка.

Такой необходимости не было. Жанвье легко развязал простой веревочный узел. Комнату заполнил сильный запах нафталина. Вскоре на кровати уже громоздилась куча костюмов, туфель, белья.

Это был гардероб артиста, вещи разнились и по качеству, и по происхождению. На фраке и смокинге стояла метка известного лондонского портного, а еще один фрак пошит в Милане.

Были костюмы из белой ткани, наподобие тех, что носят в жарких странах. Одни отличались броскостью, другие, напротив, больше подошли бы банковскому служащему, и ко всем имелась соответствующая обувь, произведенная в Париже, Ницце, Брюсселе, Роттердаме или Берлине.

И наконец, на самом дне, отделенном листом серой бумаги, лежал клоунский наряд, в отличие от остального просто поразивший девушку.

— Он артист?

— Своего рода.

Больше ничего существенного, относящегося к постояльцу, в комнате не нашлось. Синий костюм, о котором шла речь, отсутствовал, именно в нем ушел Пеетерс-Мосс в последний раз, и, может быть, пребывал по сей день.