Андрей Воронин - Комбат. Исходный код денег

Вера постоянно набирала телефон мужа, но в ответ слышала длинные гудки. Она зашла в дом и настороженно застыла. В гостиной горел яркий свет.

– Кто дома? Витя, это ты? Что за дурацкие шуточки! – Вера, чувствуя, как бешено заколотилось сердце в ее груди, медленно двинулась в гостиную.

Виктор был там. Когда-то он лично распорядился повесить новый крюк, способный выдержать тяжеленную люстру. Теперь он сам висел на крюке. А перевернутая люстра лежала на полу, и в ее ярком свете можно было хорошо рассмотреть жуткое лицо покойника с вывалившимся языком, к которому был прикреплен частично исписанный лист бумаги. Тот самый, на котором Ефимов указал названия банков и номера счетов.

Вера дико закричала и рухнула без чувств. Очнулась она от непрестанного звона мобильника. Вера машинально взяла телефон и посмотрела на экран. Там высветился номер телефона мужа. Женщина находилась в шоке, и этот факт только зафиксировался ее сознанием. Но голос она узнала сразу. Слишком хорошо он был ей знаком, слишком много у нее было связано с ним в прошлой жизни.

– Игорь, это ты? – спросила Вера.

– Да, это я. Что, не узнала после стольких лет?

– Игорь, это ты? – повторила женщина. – Ты это сделал?

– А, вот ты о чем. Да, я.

– Как же ты изменился! В кого ты превратился! Ты же стал настоящим чудовищем! – последние слова женщина выкрикнула сквозь рыдания.

– Нет, Вера, я остался прежним, напрасно ты меня обвиняешь. Я воспользовался своим правом на справедливую месть.

– Какая месть, о чем ты! Ты – жестокий и бессердечный убийца…

– Помолчи, ты же ничего не знаешь, – оборвал Веру Григорьев. – Помнишь день рождения Сквознякова буквально перед моим арестом? Тогда Виктор с Олегом анонимно позвонили в милицию, сообщили о кое-каких сомнительных делах, которые мне приходилось выполнять в мастерской. Если бы не их звонок, я бы оставался на свободе, мы бы сейчас жили вместе с тобой мирно и счастливо. Кстати, у меня есть запись их звонка; если хочешь, я тебе пришлю.

– Не надо, Игорь! Мне безразличны твои оправдания. Ты на самом деле превратился в кровожадного садиста. Даже меня не пожалел, повесил Витю в нашем доме, чтобы я насладилась этим зрелищем. Это твоя месть за то, что я вышла за него замуж? Ничего, Григорьев, рано или поздно отольются тебе мои слезы. – Вера отключилась и стала набирать другой номер – милиции.

Ноги, сволочи, взбунтовались, отказываясь повиноваться хозяину. Они выписывали немыслимые кренделя, словно наглядно демонстрируя название статьи плешивого вождя мирового пролетариата «Шаг вперед, два шага назад». И еще они почему-то несли хозяина поближе к свету фонарей, где милицейский наряд, окажись он случайно в этом месте, мог детально рассмотреть замысловатые математические кривые, выписываемые Звонцовым. И, скорее всего, принять соответствующие меры…

Алексей вскоре после ареста Григорьева устроился озеленителем. Сквозняков на этот счет бездарно пошутил:

– Да ты, Леха, у нас богатый человек, имеешь дело с зеленью.

Хотя в его шутке имелась доля правды. Отдельные люди хорошенько грели руки на озеленении. Впрочем, к Звонцову это имело только косвенное отношение. Обогащалось начальство, рядовые же труженики лишь изредка прихватывали симпатичное растение для своей или родительской дачи.

Расхищение средств совершалось примитивно и нагло. В основном создавались фирмы-посредники, зачастую состоявшие из одного-единственного человека – жены, отца, сестры или сына начальника. Этим фирмам и делать-то почти ничего не надо было. Только съездить по указанному адресу и подписать договор купли, а потом – уже с озеленителями – договор продажи. По новой, иногда в десять раз завышенной цене, чаще тупо меняя порядок цифр в новом договоре, реже проявляя скромную выдумку, например выдавая обычный сорт тюльпана за некий особенный, выведенный заморскими селекционерами. Но, как ни крути, выходил обычный хапун, держащийся исключительно на чудовищной коррупции, пронизавшей все органы государственного управления, поразившей их от низовых контор до роскошных кабинетов. Ведь разоблачить тех же озеленителей не составляло особого труда, как, впрочем, сотрудников коммунального хозяйства в целом, дорожников и прочая, прочая, прочая. Но не разоблачали, кому охота рубить сук, на котором сидишь.

Деньги озеленителям выделялись изрядные. Сахару не Сахару, но кусочек пустыни Гоби, на радость монголам, вполне можно было бы оросить и засадить цветущими кустарниками. Руководство порой для разнообразия тратило деньги на всякие авантюрные проекты. Главный начальник Звонцова, к примеру, узрел где-то фото гибискуса. Растение ему очень приглянулось – и видом, и заковыристым названием. Тропическая сущность гибискуса его тревожила мало, начальник козырял глобальным потеплением в целом и мягкими московскими зимами последних лет в частности. Короче, выписали гибискус, посадили. А тут, как назло, уже в декабре грянули морозы. И вымерзли тропические неженки до единого. Однако начальство не угомонилось, повторило эксперимент. Что характерно – с прежним успехом, хотя на этот раз зима для наших широт выдалась исключительно теплая. И осталось в память о смелом опыте только придуманное рядовыми озеленителями и очень им понравившееся сочное выражение, заменившее откровенно матерное, – «гибискус твою мать!»