— Зачем тебе шнурки? — удивился Медведев. — Порядка не знаешь? Будто только родился, ей-Богу!.. Сейчас в Лефортово у тебя их все равно заберут…
Сева Могилев огрызнулся:
— Как заберут, так и отдадут…
— Послушай, Могилевчук, — Бондаровичу надоело пустое препирательство, — помолчи, лишнее треплешь.
Ты же знаешь, что я просто так не брал бы тебя. Заметь, я даже на обыск не остался, — времени жалко, поскольку там ничего интересного не будет. Пара «волын», в крайнем случае; а их твои шестерки все равно на себя возьмут. Ведь так? — он насмешливо смотрел на преступника. — И еще ты прекрасно знаешь, что никакой адвокат тебе не поможет; по чрезвычайному Указу Президента я могу тебя держать до тридцати суток ПО ПОДОЗРЕНИЮ, — Бондарович сделал упор на этих словах, — БЕЗ ПРЕДЪЯВЛЕНИЯ ОБВИНЕНИЯ. Поэтому ты и меняешь — на всякий случай — квартиры и гостиницы, чтобы тебя труднее было найти. Но тактика твоя стара, как мир. Мы тебя взяли и уж за тридцать суток как-нибудь раскрутим, не сомневайся.
Сева Могилев сплюнул себе под ноги:
— Понты ментовские!
Бондарович укоризненно покачал головой:
— Лучше заткнись и подумай, где мог проколоться и что у меня на тебя есть…
— А ни хрена нет у тебя. И думать нечего — головушку мучить.
* * *
В подъезде к этому времени наконец стихла музыка.
Женщина с бигуди из соседней квартиры и ее муж мялись в коридоре; их пригласили на обыск в качестве понятых. В этой роли им, вероятно, приходилось выступать впервые. Оно и понятно: не каждый день из соседней квартиры «берут» бандитского авторитета.
Двое задержанных по очереди освобождались от наручников и одевались, после того как была по сантиметру прощупана их одежда.
Старший лейтенант Захаров вызвал из отдела двоих специалистов для проведения детального обыска квартиры.
— Николай, — отдал он распоряжение, — дожидайся наших, а мы повезем этих красавцев на отдых. Вряд ли здесь еще что-то обнаружится.
В двухкомнатной квартире практически ничего из мебели не было, кроме необходимого холостяцкого минимума и дорогой видеодвойки. Было понятно, что Могилевчук остановился здесь только на ночь, по случаю.
На столике в полиэтиленовых пакетиках с бирками лежали: два пистолета — «Макаров» и здоровенный крупнокалиберный «магнум», запасные обоймы, патроны россыпью, еще какая-то мелочь.
Старший лейтенант Захаров зарокотал баском:
— Товарищи понятые, подпишите протокол об изъятии оружия. Вам придется задержаться здесь до приезда группы специалистов и на время обыска.
Мужчина и женщина, не читая протокола, поставили свои подписи.
— Почему не прочитали? — спросил Захаров.
— Да мы же слышали, как вы диктовали… — ответил мужчина. — Только время терять.
— Хорошо, — старший лейтенант Захаров посмотрел их подписи. — Позвоните, если надо, на работу, предупредите, вам выпишут потом справки на этот день.
— Какие справки, какая работа, — вздохнул мужчина. — Вокруг сплошная безработица… — он огляделся. — Можем мы сесть посидеть?
— Конечно, устраивайтесь, — разрешил старший лейтенант. — Можете, пока ждете, даже включить телевизор… По пятому каналу скоро сериал.
С этими словами он покинул квартиру.
Сев за руль, Захаров чертыхнулся: сыпала мелкая морось, а «дворников» на его «девятке» уже не было.
Москва, Москва…
Виктория Макарова, 4 пополудни, 23 марта 1996 года, Кремль.
Стройная молодая женщина твердым шагом от бедра шла долгим коридором в святая святых большой политики, — где не бывает туристов и сторонних наблюдателей.
Дежурные не задерживали Викторию и не проверяли ее допуск в эту часть здания. За несколько лет ее хорошо запомнили в лицо. Впрочем, приветственных кивков тоже не было — это не принято в коридорах власти. Фальшивые дружеские объятия и радушные фразы между даже смертельными врагами — удел политиков. Обслуга и охрана должны вести себя неприметно, человеческие отношения могут проявляться у них только после смены, далеко от начальственных глаз. Но и это не очень-то приветствуется: похоже, высокое руководство хотело бы видеть вокруг себя абсолютно надежных роботов. Так спокойнее.
Виктория вошла в приемную и, не здороваясь, бросила референту:
— Макарова, с докладом.
Тот кивнул, продолжая заниматься своими делами.
Девушка заняла место на стуле.
Она не взяла со столика журнал, не закинула ногу за ногу, не завела какой-нибудь разговор — одним словом, не предприняла ничего, чтобы скрасить ожидание в пустой приемной. Она просто сидела, спокойно глядя перед собой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу