Юрий Костин - Русский

— А что это еще может быть? Если только вмешательство внеземного разума…

При этих словах Вилорик Рудольфович с вызовом, даже насмешливо посмотрел на Антона. И вновь к его речи стали примешиваться «блатные» словечки:

— Почему бы и нет? Мне непонятно, почему это так «западло» стало всерьез рассуждать о внеземной жизни. Можно подумать, кто-то доказал, что ее не существует. И почему все так стремительно поверили в Бога и черта, а вот в разумные миры во Вселенной упорно верить не хотят. А тех, кто верит, поднимают на смех. Нет, честное слово, мне бывает очень противно, когда малограмотные телеведущие иронизируют на тему «зеленых человечков», улыбаются, рассказывая о случаях контакта. Дураки!

«Странный дядька все-таки», — думал Антон, слушая профессора. — А вы считаете, все эти рассказы… чистая правда? — спросил он, выдержав небольшую паузу.

— Ничего я не считаю… Просто говорю: если мы готовы верить в сказки, почему так упорно отказываемся верить в теорию вероятности?

— Вера и знания — разные вещи, Вилорик Рудольфович…

— Это, дорогой мой, самое глубокое заблуждение современности! Лучше верить, чем не верить. Хотя бы даже на всякий случай…

— Это точно. Ибо «по вере вашей да будет вам».

— Антон, человечество на пороге новой технической революции, которая пойдет ошеломляющими темпами. В общем, и темп изменений за прошедшие 10–12 лет — тоже сенсация. Мы сейчас с вами расстанемся, а вечером сможем опять полноценно пообщаться, глядя друг другу в глаза при помощи айпи-телефонии, черт бы ее побрал! А ведь это все стало возможным за какие-то три года, получило столь массовое распространение. Да что там говорить! Компакт-диски устарели еще до того, как перестали выпускать компакт-кассеты! Так… Вижу, вы не до конца понимаете, о чем речь. Эх, если бы только больше времени было у меня, если бы только больше времени… Да и если рассказать, вы же не поверите. Вы и не должны верить, иначе…

Речь Плукшина стала малопонятной, и Антон счел необходимым подбодрить собеседника:

— Простите, Вилорик Рудольфович, я хочу сказать… у меня нет никаких оснований вам не верить. Если уж такой человек, как вы, с таким опытом… Только вот одно не могу понять: как связаны ваши обществоведческие изыскания и новые технологии?

— Да потому, что ничего не происходит просто так, независимо от специфики этапа развития общества! Потому что природа человека со времен, когда на Красной площади люди четвертовали себе подобных, не изменилась. При этом все равно какая-то Величайшая Сила с абсолютно нездоровым упрямством дает нам в руки возможности, которые уже можно, с определенными оговорками, сравнить с возможностями самого Господа Бога! И значит, должна быть другая сила, которая тормозит распространение знаний, потому что человек до сей поры любое гражданское изобретение превращал в оружие уничтожения! Это, Антон, апофеоз борьбы добра и зла.

То, что мы наблюдаем сегодня, требует именно философского, исторического, обществоведческого, гуманитарного осмысления, а не технократического подхода! Без религии тут никуда. А между тем некоторые божественные чудеса, описанные в священных книгах, благодаря прогрессу скоро станут доступны любому неграмотному мальчишке. К чему это приведет? К кризису нравственности. Довольно науке шествовать по пути прогресса без Бога. Спасение человеческого общества — улица с двусторонним движением. Иначе природу потомков Адама и Евы не удастся изменить, — переводя дух, Плукшин взял в руки лист бумаги и ручку и начал что-то быстро чертить. — Вот, поглядите. Это римский легионер, стоящий на посту у места казни на кресте. Распятие — изобретение просвещенной империи, которому больше двух тысяч лет. Человека подвешивали за руки, снизу крепили доску, чтобы он мог некоторое время бороться за жизнь… Когда силы покидали приговоренного к казни, он расслаблял ноги, и через какое-то время, не имея возможности поддерживать тело, умирал от удушья.

Такое изобретение не требовало знаний анатомии. Достаточно было практики. Когда легионы Веспасиана, которыми командовал Тит, взяли Иерусалим, в городе и в окрестностях вскоре закончился весь материал, пригодный для изготовления орудий распятия, а на площадях не было места для воздвижения новых крестов… Вели себя воины «отвязно», купаясь в крови и страданиях населения покоренного города.

— Хуже фашистов, — заметил Антон.

— Ну, никто в Риме не ставил задач уничтожить конкретную нацию, в отличие от идеологов рейха. Но, будь у римлян в арсенале оружие более массового поражения, чем, например, виселицы или арены, где убивали тысячами, не исключено, что история «обогатилась» бы подробностями более зловещими и на совести очередного Кесаря лежал бы собственный Бабий Яр.