Юрий Костин - Русский

Очередное предупреждение, выставленное по обеим сторонам дороги, заставило Антона рассмеяться:

Beware of invisible cows.

Буквально оно переводилось так: «Остерегайтесь коров-невидимок». Антон подумал: «Чертовщина какая-то». Но тут вспомнил, как ему рассказывали истории о здешних плотных туманах, а также о свободе, которой пользуется местный крупный рогатый скот, без всякого присмотра гуляющий по окрестностям. Периодически животные выходят на дорогу, где увидеть их заблаговременно бывает порой проблематично. Отсюда и название — «коровы-невидимки».

Асфальт кончился, и теперь джип полз в гору по грунтовой дороге, а вокруг расстилались поистине инопланетные, прямо-таки лунно-марсианские пейзажи. На высоте 4000 метров над уровнем океана стало трудней дышать. Но навигационный прибор в телефоне уже показывал близость искомых координат. Наконец появился ориентир — огромный телескоп NASA, издали смотревшийся как корабль пришельцев, а вблизи напоминающий гигантский кухонный комбайн. В этот час солнечные лучи и небо эффектно отражались в его зеркальной поверхности. Земля вокруг была сплошного красного цвета. Картина получалась холодной и неприветливой, но в то же время величественной и прекрасной этим своим минимализмом и завершенностью.

Отныне выше было только небо.

Антона порадовало отсутствие туристических групп. Скорее всего, приезжали они сюда позже, чтобы любоваться закатом или наблюдать созвездия на вечернем небе. Осмотревшись, он припарковал джип на специальной стоянке, метрах в пятидесяти от того самого телескопа, взял сумку и неторопливо, чтобы не «растерять дыхание», побрел в сторону вершины горы.

Здесь он еще раз убедился, что на горе больше никого нет, открыл сумку и извлек оттуда тунгусские таблички.

С непривычки Антон испытывал неприятные симптомы кислородного голодания. Он все никак не мог вдохнуть воздух полной грудью, виски ныли, перед глазами то и дело проплывала вязкая пелена. Кружилась голова, и еще его подташнивало. Антон положил таблички на землю, на всякий случай перекрестился и стал ждать.

Он просидел, не шевелясь, несколько минут. Ничего не происходило. Антон ухмыльнулся и тяжело вздохнул. В этом вздохе было столько же разочарования, сколько бывает в глазах ребенка, впервые узнавшего, что настоящего Деда Мороза не существует. Одновременно он почувствовал, как легко стало дышать. И как будто потеплело. Он даже расстегнул куртку, а ведь еще недавно пожалел, что не прихватил с собой на гору пуховик…

— Привык, наверное, к давлению и температуре, — предположил Антон вслух.

Скорее для очистки совести, он вертел таблички, складывал из них фигуры, всматривался в тексты, надеясь на то, что, повинуясь космическим законам, они оживут… В какой-то момент ему показалось, будто над сложенными табличками образовалось нечто вроде плотного облака табачного дыма. Не двигаясь, затаив дыхание, наблюдал Антон за происходящим, стараясь не мешать чудесному явлению. От нехватки кислорода его вновь стало мутить. Перед глазами плыли круги.

Как зачарованный смотрел Антон на это чудо, понимая, что прикасается к чему-то абсолютно фантастическому, нереальному, возможному лишь только в снах да в сказках. Казалось, пройдет еще секунда-другая, и он увидит послание из Космоса, нечто, не имеющее пока земного определения…

Антон еще долго всматривался в тексты на металле… Вдруг он почувствовал, что ему некомфортно находиться рядом с табличками. Изучая дневник Плукшина с переводами, зная при этом, что тунгусские таблички находятся где-то рядом, он чувствовал сопричастность с Божественным откровением. Здесь же, на горе Мауна-Кеа, когда таблички должны были вот-вот предстать не в качестве носителей вечных мудростей, а в виде фантастического источника информации, они показались ему чуждыми и очень опасными.

Антон порылся в брошенной на землю сумке и извлек оттуда небольшой квадратный предмет. Это была купленная им когда-то в Донском монастыре иконка Божьей матери. Антон взглянул на нее, улыбнулся и поцеловал.

— Думаю, как-нибудь справимся мы и без этих железок, правда?

Повинуясь странному чувству, скорее инстинкту, который велел Антону поскорее прекратить начатый эксперимент, он смешал таблички. Вынул из кармана записку Куликова, прочтенную накануне в отеле, и порвал ее на мельчайшие кусочки.

— Все правильно, — произнес он, и от окружающей тишины ему показалось, будто голос его прозвучал громко, словно говорил он в микрофон. — Все правильно, и другого решения быть не может… Какое же здесь красивое небо!